Ожидая, что скажет, как поступит его судьба, Перрин присел на плоский валун.
Наконец Ранд к нему обернулся.
– Здоров ли Мэт, как полагаешь, Перрин? Когда мы с ним виделись, от него остались кожа да кости!
– Да уж поправился, верно... – Мэт уж, небось, в Тар Валоне. Там его исцелят. А Найнив с Эгвейн не дадут в беду угодить.
Эгвейн и Найнив, а с ними еще Ранд, Мэт и Перрин. Все пятеро из Эмондова Луга, что в Двуречье. Кроме наезжавших торговцев да ушлых купцов, что закупали раз в году у трудяг добрый табак и шерсть, чужие в Двуречье почти никогда не заходили. Да и отбывать с родины в дальние страны резону ни у кого не имелось. Но повернулось Колесо, выбрало себе та’верен, и пятерым деревенским крепышам пришлось покинуть милые сердцу долины. Оставаться там они больше не могли. И оставаться прежними тоже не могли...
Выслушав Перрина, Ранд молча кивнул.
– В последнее время, – молвил Перрин, – я ловлю себя на том, что лучше бы я остался орудовать молотом в кузне. А ты?.. Не хочется по-прежнему быть пастухом?
– Долг, – пробормотал Ранд. – Смерть легче перышка, долг тяжелей, чем гора, – продолжал он. – Так говорят в Шайнаре... Темный зашевелился. Близится час Последней Битвы. И долг Возрожденного Дракона – в Последней Битве сразиться с Властелином Темных Сил, биться лицом к лицу! Иначе весь мир поглотит вечная темнота Тени. Колесо Времени будет сломано. И каждая Эпоха будет перекроена по меркам Темного. И против этого – лишь один я! – Ранд смеялся без радости, плечи его горестно вздрагивали. – Долг правит мной, потому что кроме меня нет никого! Так, да?
Отбрасывая нежданную тревогу, Перрин запахнул свой плащ. Смех Ранда уязвил его, покрыл его кожу морозом.
– Я так понял, ты снова разругался с Морейн? – проговорил он. – И все по тому же поводу?
– Но не всякий ли раз мы спорим все об одном и том же, мы, люди? – Ранд глубоко и шумно втянул в себя воздух. – Они там, внизу, заняли всю Равнину Алмот, и один только Свет ведает, где они еще. Их сотни. Тысячи! Они взывают к Возрожденному Дракону, потому что я поднял это знамя. Потому что я позволил объявить себя Драконом. Потому что иного выбора я не видел. И они гибнут. Сражаются, ищут, взывают к тому, кто должен бы повести их. Погибают... А я сижу всю зиму здесь, в горном убежище! Я... Я обязан им...
– Ты как будто уверен, что твой путь мне по нраву, – Перрин покачал головой.
– Ты тоже идешь у нее на поводу! – Ранд так и вспыхнул. – Ты хоть раз воспротивился ей?
– Много же ты выиграл, поступая строптиво! – усмехнулся Перрин. – Ты артачился, спорил, а мы проторчали тут, будто чурбаны, всю зиму!
– А почему? Потому, что она права! – И снова Ранд рассыпал стеклышки колющего смеха. – Всегда Морейн права, да спалит меня Свет! Они распались на мелкие шайки, рассыпались по равнине, по всему Тарабону и Арад Доману. Возглавь я любую – Белоплащники, доманийская армия, тарабонцы попросту раздавят их, как утка жучка.
Смущенный Перрин в замешательстве чуть сам не рассмеялся.
– Но ежели ты во всем соглашаешься с Морейн, объясни, пусть нас услышит сам Свет, отчего вы с ней все цапаетесь, точно кошки?
– Нужно же мне что-то делать! Иначе... Иначе я лопну, как переспелая дыня!
– Что-то делать? Если бы ты прислушивался к тому, что она говорит...
Ранд не дал Перрину и слова вымолвить о том, что, мол, не вечно же им сиднем тут сидеть.
– Морейн говорит! Морейн говорит! – Он рывком выпрямился, обхватил голову руками. – У Морейн обо всем есть что сказать! Морейн говорит: я не обязан идти к тем, кто погибает с моим именем. Морейн говорит: о своем следующем шаге я узнаю – сам Узор вынудит меня к нему. Морейн говорит! Но она ни разу не сказала, как я узнаю о чем-то. Вот уж нет! Она этого не знает! – Руки Ранда безвольно упали. Склонив голову, он обернулся к Перрину, пронзил его острым взглядом. – Иногда мне кажется, что Морейн учит меня ходить по струнке, будто какого-то особенного тайренского жеребца. У тебя такого чувства не бывает?