Наконец она подошла, держа рог перед собой обеими руками. Сестра конунговой невестки была еще молодой, лет семнадцати, стройной девушкой со светлыми мягкими волосами ниже пояса, золотистыми веснушками на точеном носике и ясными серо-голубыми глазами. Этой зимой ее впервые привезли в конунгову усадьбу из родного дома, чтобы до весны подобрать подходящего жениха. Платье из тонкой зеленой шерсти с полосками цветного шелка, белая рубашка с золотой уладской тесьмой, золотое ожерелье с несколькими полупрозрачными зелеными камешками в сочетании с ее собственной красотой и свежестью придавали ей вид знатной красавицы из старинной саги. Вот только тот, перед кем она стояла, напоминал не столько героя, сколько дракона, принявшего человеческий облик. Девушка явно робела и жалела, что ее сестра куда-то отлучилась так не вовремя и тем переложила на нее эту тревожную обязанность.
– Приветствую тебя, Торвард конунг, – только и сказала она.
Пока она думала, что бы еще прибавить, Торвард уже взял у нее рог. Выпив, он вытер рот прямо рукавом шелковой рубахи и вдруг наклонился к ней; Альделин невольно отпрянула, как от ядовитого дыхания дракона, но Торвард, даже не заметив ее попытки к бегству, поцеловал ее в губы так уверенно и крепко, как собственную невесту. По скамьям пролетело изумленное и недовольное восклицание: целовать хозяйку обычай позволял гостю во Фьялленланде, но не здесь. Девушка беззвучно охнула, схватила опустевший рог и выбежала из гридницы. А Торвард, не провожая ее глазами, повернулся к Рамвальду конунгу и спросил:
– Где ты разместишь нас?
– У меня в усадьбе два гостевых дома, там поместятся триста человек, – ответил Рамвальд конунг.
Он тоже был задет, но промолчал: гость есть гость. Особенно такой. Понятно, что после долгого пребывания в море кровь взыграла в нем при виде такой молодой привлекательной девушки, но надо надеяться, в дальнейшем он сумеет лучше держать себя в руках…
– Но я хотел бы, чтобы ты и твои ярлы остались у меня… – добавил Рамвальд конунг и опять усомнился, что действительно этого хочет.
– Благодарю, но мне лучше быть с моими людьми. На всякий случай.
И Торвард впервые улыбнулся. Но это была не прежняя его улыбка, быстрая, живая и открытая. Она словно бы всплыла из каких-то неведомых глубин и медленно осветила лицо, причем Торвард улыбнулся только правой половиной рта. Рамвальд конунг никогда не видел кюны Хёрдис и не знал, что так улыбается Торвардова мать-ведьма. Но фьялли это знали, и при виде новой улыбки вождя их каждый раз пробирала дрожь.
А кварги так и не поняли, что он имел в виду: что ему следует оберегать своих людей от Винденэса или Винденэс от них.
Фьяллям освободили два больших гостевых дома прямо в конунговой усадьбе, и они расположились там. Прослышав, что конунг фьяллей покупает в большом количестве меха, шерсть и кожи, расторопные торговцы мигом навезли в усадьбу всякого: и подороже – для знатных, и подешевле – для дренгов. Широкий двор усадьбы мигом превратился в подобие торга. Торвард прохаживался вдоль разложенного товара, придирчивым взглядом оценивая привезенное.
– Что это ты приволок? – Он остановился перед волокушей, на которой были разложены одна на другой три медвежьих шкуры – бурая, потемнее, другая посветлее, с рыжеватым отливом, и третья почти черная. – У нас во Фьялленланде медвежьи шкуры носят только бонды.
– Но ведь это самый подходящий мех для берсерка! – ответил находчивый торговец. – Берсерк, «медвежья шкура», что же им еще носить! А ведь не может такого быть, чтобы у тебя, конунг, в дружине не оказалось ни одного берсерка!