Зато замуж она вышла удачно. Не за санторинского тора – это их верховный титул, вроде короля, – а за его младшего брата. И потом, за прошедшие сто пятьдесят лет – считай, шесть поколений, – были еще два «родственных брака». Получается, вроде и страна как бы есть, и она почти независима. А на самом деле будет Санторин воевать – Ларана в стороне не останется.

Что с принцессой случилось? У нее была аллергия на грибы. Поэтому, родив супругу шестерых детей, она отравилась кофе.

Лично для себя я выводы сделала. После занятий хотела подойти к раэну, попросить список дополнительной литературы, чтобы почитать про соседей и «заклятых друзей», но того уже атаковали девушки. Закружили, затрещали… если попробую подойти, они меня там точно сожрут. Поэтому пришлось дождаться, пока парни выйдут из кабинета, и выйти тоже.

Математика?

Пусть будет математика. Вот уж этому предмету я и сама кого хочешь поучить могу. Два раза. Алгебре и геометрии.

Кто-то мне сейчас скажет: ты ж спортсменка? Какая математика?

Но тут выбора не было. Будь я хоть чемпионкой мира, математику учить бы пришлось. У меня была школа совсем рядом с домом, очень удобно расположена, и классный руководитель – реально классный, другого слова не подберешь, и директор меня легко отпускал на сборы-тренировки. Но!

Математику в школе вела Виктория Львовна. И отчество ей шло, как никому другому. Уж вы мне поверьте!

Упади она в бассейн с крокодилами, несчастных зверушек уже ничего не спасло бы. Ровно через год они бы спокойно могли плыть в МГУ, сдавать вступительные по математике. Брать билет без подготовки и решать задачки с листа. Устно.

Вышка? Тервер?[4]

Да я потом в институте долго не могла понять, кто надо мной издевается и зачем. Преподаватель? А чего нам такие простые задачки дают? Мы такие классе в десятом уже решали без усилий.

У Виктории Львовны была лишь одна уважительная причина, по которой ты мог не сделать домашнюю работу. Это – смерть. И то… ты сначала все сдай, а потом ползи на кладбище.

Операция?

Восемь переломов?

И что? Ты на операционном столе должен лежать с учебником в зубах. Заодно отвлечешься, пока тебя по кусочкам собирать будут!

Не нравится? А тебя в этой школе никто и не держит. Два в четверти – два в году – и отчисление. Директор, который некогда сам учился у Виктории Львовны, защищал ее от любых родительских нападок. Да и было их немного…

Лютовала и зверствовала она, конечно, хуже Лернейской гидры, но, как ни странно, мы ее обожали. Списать математику? Никогда! Святотатство! Побить богохульника учебником алгебры! Прихлопнуть «Сканави» и зарыть в канаве[5].

Я так задумалась, что не заметила даже Матиаса. И едва не снесла бедолагу с ног.

– Ты! – прошипел несчастный.

По ноге я ему прошлась нехило так. Обувь у Каэтаны грубая, подошва толстая. Мне-то и ничего, а если по сафьяновому башмачку такой тапочкой пройтись, будет больно.

– Я. – С этим можно и не скрываться. Кто ему поверит-то? – Чего надо?

– Сегодня вернешь мне деньги. Поняла?

Я огляделась по сторонам. Нет никого?

Отлично, нет… посмотрела на Матиаса. И ведь симпатичный же парень. Высокий, широкоплечий, волосы светлые, такими картинными кольцами вьются, глаза глубокие, карие… и такой дурак?

Жалко. Генофонд пропадает.

– Перебьешься.

– Не то я всем покажу твое белье.

– Показывай, – разрешила я. – Надевай и демонстрируй.

– И записки твои покажу!

– И записки показывай. Можешь сразу выложить в уборной. Там с ними точно все ознакомятся, – согласилась я.

– И… ты что – вообще не боишься?

Дошло? Он что – не безнадежный идиот?

– Кого или чего мне бояться?