В Довиле атмосфера стала чуть более напряженной, поскольку все друзья, к которым они заезжали, настаивали, чтобы Сара познакомилась с их сыном, и делали все возможное, чтобы молодые люди заинтересовались друг другом. Молодой человек и правда проявил энтузиазм по этому поводу, а вот Саре он показался непривлекательным, невежественным и ужасно занудным. Она всячески избегала его, как и двух братьев, которых ей навязывали в Биаррице, а еще чьего-то внука в Каннах, не говоря уже о двух «очаровательных» молодых людях, представленных ей друзьями в Монте-Карло. К концу отдыха на Ривьере Сара пребывала в мрачном настроении и почти не разговаривала с родителями.

– Тебе понравилась Ривьера, дорогая? – невинно поинтересовалась Виктория, пока они паковали вещи в преддверии переезда в Лондон.

– Нет! Вообще не в моем духе! – выпалила Сара.

– Правда? – удивилась мать, которая считала, что дочь отлично проводит время. Они гостили на нескольких яхтах, много времени провели на побережье и посетили несколько замечательных вечеринок. – Как жаль.

– Я хочу, чтобы ты кое-что поняла, мама. – Сара посмотрела на Викторию в упор и отложила белую блузку, которую упаковывала. – Я приехала в Европу не за тем, чтобы найти очередного мужа. Хочу напомнить, что до ноября я официально замужем. Более того, я вообще не хочу больше замуж. Я устала от того, что все ваши знакомые пытаются навязать мне своих идиотских сынков, недорослей-внуков или умственно отсталых кузенов. Пока что я не встретила мужчину, с которым просто можно побеседовать, не говоря уж о том, чтобы провести с ним хотя бы час. Мне не нужны мужчины, и я не хочу, чтобы меня таскали по всей Европе, демонстрируя потенциальным женихам как какую-то застенчивую девушку, отчаянно ищущую себе мужа. Это ясно? – Ошарашенная Виктория кивнула. – Кстати, кто-нибудь из этих людей знает, что я уже была замужем?

Виктория покачала головой:

– Не думаю.

– Может, стоит сказать. Уверена, их щенячий восторг поубавился бы и они перестали бы подсовывать своих глупых родственников, если бы знали, что я разведена.

– Это не преступление, Сара, – тихо возразила мать, отлично понимая, как Сара относится к разводу. Для нее развод был преступлением, смертным грехом, за который она не могла себя простить и не ожидала, что ее простят другие.

– Но и гордиться тут явно нечем. Большинство людей вряд ли сочтут это плюсом в биографии.

– Я не считаю развод преимуществом, но это не катастрофа. Ты познакомишься с людьми, которые узнают о твоем разводе, но не станут осуждать. А когда придет время, ты сможешь поделиться с теми, кто не знает, если сочтешь нужным.

– Похоже на заразное заболевание. Больной обязан предупредить здоровых.

– Разумеется, нет. Только если ты захочешь.

– А может, мне стоит нанести клеймо?! Ну, знаешь, как прокаженной. – Она говорила со злостью, горечью и грустью, поскольку устала, что ей подбирают в пару молодых парней, которые не испытывают к ней никакой симпатии, зато готовы одежду сорвать. – Ты знаешь, что учудил родственник Сент-Жилей в Довиле? Украл мою одежду, пока я переодевалась, а потом вломился и пытался сорвать с меня полотенце. Его это забавляло.

– Какой ужас! – Виктория была шокирована. – Почему ты ничего не сказала?

– О, я сказала! Ему. Заявила, что если он немедленно не вернет мне одежду, то я пойду к его отцу. Немедленно. Бедняжка так перепугался, что все мне отдал и умолял никому не говорить. Жалкое зрелище.

Подобных выходок можно ждать от семнадцатилетнего, но не от двадцатисемилетнего мужчины. Все эти парни были как на подбор незрелые, избалованные, самонадеянные, невежественные нувориши. Сара просто не могла выносить этого.