Главной бедой была волна. Почти всегда она была «неправильной» – никогда не шла в одном направлении. Волны, идущие в разные стороны и под разным углом и то и дело сталкивающиеся друг с другом, превращали водную поверхность в разбитую дорогу. Ощущение было именно таким: ухаб на ухабе. Потенциал волны был огромным – её силы хватало на то, чтобы перевернуть обычную лодку, еще и с грузом. Были случаи, когда волна в клочья разбивала борта старых или плохо сделанных лодок. Причем в относительно безветренную погоду. А уж если поднимался ветер – такое часто было в мае или в октябре, особенно ночью, – пиши пропало, к воде лучше было вообще не приближаться.
В тот день стоял штиль, и толчея была слабой, едва заметной, – пара-тройка слегка конфликтующих между собой направлений. Но дети всю дорогу молчали. Весь вид Германа говорил о серьезности его работы. Я пару раз обернулся с желанием заговорить, но решил все-таки оставить эту затею. Валя поодаль что-то мурлыкала себе под нос. Кричать что-то ей было бы совсем уж неприлично, и я лишь позволил себе осмотреться с другого, отличного от большой земли, ракурса.
Старцево. То ли озеро стали называть так же, как деревню, то ли наоборот, – уже никто и не помнил. Водоем по форме был бы кругом, если бы не несколько вдающихся в него мысов-полуостровов, на одном из которых расположилась часть одноименной деревни, от острия мыса уходящая глубоко в лес на большую, в пять-шесть сотен гектаров, площадь. Улиц как таковых не было. Деревня состояла из хаотично расположенных, соединенных изгородями и огородами в единое целое хуторов. На озере было два больших острова. Кроме них, водную гладь разрывало несколько отдельно стоящих скальных выходов, каждый в несколько десятков квадратных метров площадью.
Большой остров, арендованный Камневыми, звался в народе Полигон. Официальным ли было название, я так и не выяснил, но полигон в советские времена там действительно был. Регулярно, не менее двух раз неделю, фронтовые бомбардировщики и штурмовики бомбили остров. Это нужное для страны безобразие прекратилось лет за пятнадцать до переселения в те края Камневых. Однако территория, проверенная при закрытии саперами, еще была напичкана остатками разбитой военной и прочей техники, использованной в качестве мишеней. Часть этих пережитков холодной войны была видна даже с большой земли. Впрочем, чем были бывшие мишени, порой угадать уже было трудно – настолько они вросли в землю и покрылись густой растительностью. В этом плане Полигону повезло. Флора острова была крайне разнообразной и включала в себя, помимо стандартных заливных и лесных лугов, еловую и дубовую рощи, раскиданные тут и там заросли терна и шиповника. Дополнили природное разнообразие Камневы, рассадив повсюду культурные растения вроде яблонь, слив, груш, смородины и крыжовника.
На Полигоне – острове на озере – было три малых озерца с говорящими названиями: Линево, Козье и Пустое. Линей в первом добывали кошелкой, забредая по колено и просто черпая – озеро кишело рыбой. Прибившихся к линям карасей выбрасывали обратно – у них не было шансов попасть на обеденный стол при таком изобилии. Второй водоем облюбовали козы Камневых. Берега этого озера, словно городские набережные, были «отделаны» камнем, сквозь щели которого пробивалась редкая травка и мелкие кустики. Это было любимое место лежки коз для жвачки и дневного сна. В последнем озере действительно не было ни рыбы, ни какой-либо другой живности. Из него не пили животные. На воду не садились птицы. В пробах воды из этого озера не обнаружили какой-либо химической или биологической аномалии. Но Камневы больше доверяли животным, поэтому Пустое и его окрестности сполна оправдывало свое название, никак не используясь в хозяйственном назначении.