– Дождешься от него, – наигранно вздохнул Семен. – Слушайте, ребята, а чего вы в Самарканд? Там же столица Бинкент, я точно помню!

– Ташкент, – поправил я.

– Не, Бинкент, – сказал Семен. – Или не Бинкент? О, вспомнил! Шаш город называется!

– Семен, ты не такой старый, чтобы Бинкент помнить, – насмешливо сказал сзади Алишер. – Бинкент, Шаш – это давно было. Это только Гесер помнит. А летим мы в Самарканд, потому что самый старый Светлый Иной, работающий в Дозоре, там живет. В Ташкенте Дозор больше, у них там понты столичные, но работает в основном молодежь. Даже начальник их младше тебя.

– Ишь ты… – Семен покачал головой. – Удивительно. На Востоке – и сплошная молодежь в Дозорах?

– А старики на Востоке не любят воевать. Старики любят смотреть на красивых девушек, кушать плов и играть в нарды, – серьезно ответил Алишер.

– Ты домой часто ездишь? – спросил Семен. – К родным, к друзьям?

– За восемь лет ни разу не ездил.

– Чего так? – удивился Семен. – Неужели не скучаешь по дому?

– У меня нет дома, Семен. И родных нет. И друзей у сына девоны не бывает.

Наступила неловкая тишина. Семен молча вел машину. Потом я не выдержал:

– Алишер, если это не слишком личный вопрос… Твой отец – он был человеком? Или Иным?

– Девона – слуга, которого создает себе могущественный маг. – Голос Алишера был ровным, будто он лекцию читал. – Маг находит безродного дурачка, который никому не нужен, и впускает в него Силу из сумрака. Накачивает чистой энергией… так что на свет появляется глупый, но очень здоровый и владеющей магией человек… Нет, уже не совсем человек. Но и не Иной, вся его сила – заемная, вложенная когда-то магом. Девона верно служит своему повелителю, может творить чудеса… но с головой у него по-прежнему не все в порядке. Обычно маг выбирает дебилов или даунов, они не агрессивные и очень преданные. Вложенная Сила дает им здоровье и долголетие.

Мы молчали. Мы не ожидали от Алишера такой откровенности.

– В народе девону считают одержимым духами. Отчасти так оно и есть… это словно взять пустой треснувший сосуд и заново его наполнить. Только вместо разума обычно наполняют преданностью. Но Гесер – он не такой, как другие. Даже как другие Светлые. Он исцелил отца. Не совсем… ему тоже не все подвластно. Когда-то отец был полнейшим безумцем. Я думаю, что у него была имбецильность, видимо – из-за органических повреждений мозга. Гесер исцелил его тело, и со временем отец обрел нормальный, человеческий разум. Он помнил, что когда-то был круглым дураком. Знал, что если Гесер вовремя не вольет в него новую Силу – его тело вновь отторгнет разум. Но служил Гесеру не за страх. Он говорил, что отдаст за Гесера жизнь только за то, что однажды осознал себя. Стал человеком. И за то, конечно, что у него, юродивого, была семья и родился сын. Он очень боялся, что я вырасту дураком. Но обошлось. Вот только… только в народе у нас помнят все. Что мой отец – девона, что он слишком долго живет на свете, что был когда-то безумцем, не способным подтереть себе нос, – все это помнили. Родные отреклись от матери, когда та ушла к отцу. И меня не признали. И детям запрещали со мной играть. Я – сын девоны. Сын человека, который должен был прожить жизнь животного. Мне некуда возвращаться. Теперь мой дом – здесь. Моя работа – делать то, что велит Гесер.

– Ну дела… – тихо сказал Семен. – Сурово у вас… сурово. Помню, гоняли мы басмачей… – Он осекся, виновато оглянулся на Алишера: – Ничего, что такое говорю?

– А что не так? – вопросом ответил Алишер.

– Ну, может, они нынче у вас не басмачи, а народные герои…