– Маршал или генерал армии? – внезапно севшим голосом спросил Сташевич, будто у самого себя.
– Майор, Андрюша! – глядя прямо в глаза мужа, чётко и даже с каким-то вызовом произнесла Дарья. – Всего лишь майор, не по чину франтоватый!
Сидя в своем кабинете, Сташевич мрачно размышлял. Кто виноват, понятно. Но он просто не представлял себе, что ему делать дальше. Согласно создавшейся ситуации, по всем военным и гражданским законам, начальнику оперчасти следовало без промедления арестовать своего командира. Вернее, задержать до выяснения обстоятельств. А после задержания доставить подозреваемого в тяжком уголовном преступлении в район. Преступление непростое – жестокое двойное убийство.
Но это теория, поди ж ты! Ага, арестуй, задержи начальника Бирюслага майора Бабра. А потом доставь куда следует! Да он сам кого захочет арестует! Надо будет, так и на месте пристрелит. Тут к бабушке не ходи. Пристрелит, а потом ещё и свою правоту докажет, как пить дать.
Андрей чувствовал себя беспомощным мерзким трусом – на фронте ничего подобного с ним случиться не могло. Когда надо было, капитан Сташевич действовал жестоко и решительно, невзирая на чины и звания. Но то на фронте…
– Пся крев! – мысленно ярился Сташевич. – Мне сейчас просто необходима силовая и моральная поддержка! Если бы ещё два, да что там – хотя бы один честный и принципиальный офицер! Да где его взять, такого?! Не с Рогозиным же на этого тигро-медведя идти?
И ещё кое-что смущало капитана. Неуверенность в виновности командира. Андрей совершенно не мог представить себе майора Бабра, душащего подушкой беспомощного ребёнка. Ну никак не ложилась такая гнусь на его образ, как ни крути.
– Но тогда как понимать тот ненавидящий взгляд майора? Взгляд в спину человека, нашедшего его жертвы: трупы Поплавской и её дочери? – мучился противоречивыми сомнениями Сташевич.
От тяжких дум начальника оперчасти оторвал звонок телефона. Андрей поднял трубку.
– Сташевич слушает!
– Андрюша! Срочно запри кабинет, – услышал он взволнованный и дрожащий голос жены.
– Зачем?
– У меня в лазарете только что побывал Рогозин, – она частила нервной скороговоркой. – Без разрешения вошёл в комнату, ту, что с телами Поплавских. Я не успела его остановить. А там – как ты велел! Всё оставлено на месте. Пуговица! Он наверняка её увидел. Рогозин выскочил из комнаты с пистолетом в руке! Сам белее смерти. Весь трясся. Он в управление наверняка побежал. Ты запер дверь? Запри! Срочно зап…
Дальше Сташевич слушать не стал, бросил трубку. Вскочил и, вырывая на ходу из кобуры пистолет, бросился по лестнице на второй этаж. К кабинету начальника лагеря.
Сверху приглушенно грохнул выстрел табельного ТТ.
– Эх, Даша! Не тому ты позвонила! Не мне, а Бабру надо было срочно запирать кабинет, – бились в голове Андрея под аккомпанемент учащённого пульса тревожные мысли.
Дверь в кабинет начлагеря оказалась настежь распахнутой. В нос саданул до боли знакомый запах сгоревшего пороха. Рогозин стоял спиной к входу, посреди комнаты, загораживая письменный стол майора. В правой, заметно подрагивающей руке младший лейтенант держал пистолет.
Не раздумывая, капитан Сташевич тяжёлой рукояткой своего ТТ нанёс ему оглушающий профессиональный удар между лопаток. Рогозин, словно переломившись в коленях, рухнул на пол лицом вперёд. Бледный, с перекошенным от боли лицом Бабр сидел за столом. Левой рукой ниже правого плеча он зажимал обильно кровоточащую рану.
Андрей сорвал трубку со стоящего на столе телефона.
– КП! Коммутатор! Срочно Громову в кабинет главного! Здесь раненый!