В палисаднике цветут вишни, осыпают нас нежными лепестками. Земля от них – белым-бела!..

– А вы с соседями о машине разговаривали? Из них, случайно, никто не видел водителя?

– Да кому до неё дело-то было? И что в ней для нас такого, чтобы приглядываться? Никто ничего не видел.

Егоров встаёт и уходит в дом. Через минуту возвращается. В одной руке – высокий глиняный кувшин, в другой – широкая глиняная кружка.

– Может, выпьешь со мной, капитан? У меня такая медовуха осталась! – добродушно говорит он.

– Нет, Степан Кондратьевич. Спасибо. Да и вам не советую прикладываться. Хозяйка, наверное, не рада будет.

Лицо Егорова мрачнеет. Он глухо кашляет, ставит кувшин и кружку на стол, садится и стискивает лохматую голову руками:

– Нет у меня хозяйки… Бобыль я, понимаешь ли. И рад бы, чтоб поругал кто, да некому. Такая тоска, понимаешь ли. Умаялся один-то, спасу нет.

Он поднимает на меня потемневшие глаза:

– А ты – женат ли?

Я отрицательно качаю головой.

Он умолкает, в раздумье почёсывает затылок узловатыми пальцами, а через минуту опять спрашивает:

– Что так? Аль разборчив очень?

Над головой гудят то ли шмели, то ли пчёлы. Одуряюще пахнет жасмином… Весна в самом разгаре!

– Эх, капитан, – словно издалека, снова доносится хриплый голос Егорова. – Нельзя нам одним-то. Нельзя. Для чего тогда и жить-то, а? Ты, понимаешь ли, не мудри, если что. Я вот немало почудил, теперь – один мыкаюсь. Неужто у тебя так никого и нет на примете?

И сразу вспоминается Лена, наш вчерашний вечер. Как хорошо он начинался!..

Прощаюсь с Егоровым и иду к сараю. Там Губин продолжает колдовать над машиной. Обрабатывает химическим составом приборный щиток, рулевое колесо, дверные ручки… Никаких следов!

– Наверное, действовали в перчатках, – говорит он и устало опускается на траву. – Либо стёрли следы. Мастаки, видать.

Я невольно хмурюсь:

– Может, попросить в помощь экспертов УВД?

– Не надо, – возражает Губин. – Сами управимся.

И вдруг резко поднимается:

– Все следы не уничтожишь!.. Это они, «мастаки», думают иначе. А нас не проведёшь!.. Что-нибудь да осталось. Отгоним «Волгу» в отдел, и будем разбирать машину.

Так и решаем. К тому же здесь нам больше делать нечего: собака след не взяла – слишком много времени прошло, а Наумов с Лебедевым тоже возвратились из домов ни с чем – никто из жителей не приметил пассажиров такси.

По дороге в отдел выхожу из машины у кафе, чтобы немного перекусить. Быстро разделываюсь с борщом и котлетой, запиваю освежающим березовым соком. Теперь опять можно за работу.

– Передохнул маленько? – дружески обнимает меня за плечи Наумов, как только вновь появляюсь в отделе.

Я улыбаюсь.

– Что Губин? – спрашиваю.

– Разбирает с «гаишниками» машину. Уже демонтировали рулевое колесо, переключатель скоростей.

– Нашли что-нибудь?

– Пока не знаю.

– Пойду, посмотрю.

– Желаю удачи!

Я выхожу во двор и жду результатов осмотра. Время тянется медленно, порой кажется, что оно остановилось. Наконец, слышу радостный возглас Губина:

– Есть пальчики!

– Где? – тороплюсь к нему.

– На обратной стороне руля. Да и на внутренних поверхностях рукояток ручного тормоза и рычага переключателей скоростей… Я говорил – найду!

Он снова ныряет в салон машины. Глубоко в складке сиденья находим шёлковую перчатку. Кто оставил её здесь? Преступник? Пассажир? Пока вопросы повисают в воздухе.

Зафиксированные отпечатки Губин уносит в лабораторию. Выясняется, что водителю Власову и его сменщику Водолазкину они не принадлежат. Но и установить по ним личность преступника пока не удаётся: в нашей картотеке идентичных отпечатков нет.

А на небе зажглись звёзды… Усталые, расходимся по домам.