Я с трудом отрываюсь от потрясающего вида. Никогда не видела ничего подобного, даже не представляла, ведь Токио – город, превосходящий любое воображение.

Собрав по кусочкам взорвавшийся, перевозбуждённый разум, я сосредотачиваюсь на миссии: дыхание – UNIQLO – принимающая семья.

Магазин одежды находится на другой стороне улицы, прямо напротив меня. Схватив дорожный чемодан (он неожиданно умолк), пускаюсь бежать. И сразу обращаю внимание: в Токио все носят при себе зонтики, чтобы защититься от солнца. Зонтики самые разные, один игривее и красочнее другого.

И ещё: образ каждого прохожего уникален. Я единственная в однотонной одежде.

Светофор чирикает, точно птица, когда загорается зелёный. Я со всех сторон окружена звуками, и сложно понять, что именно их издаёт: скрежет и дребезг, механическое чавканье, ритмичные мелодии, наверное, из каких-то динамиков, забавные мультяшные голоса, раздающиеся откуда-то сверху, и непрерывный гул, можно сказать, сердцебиение города. В Токио каждый атом взрывается от переполняющей его энергии.

– Малу-сан!

С первого раза услышать собственное имя в лабиринте незнакомцев – чистая удача. Это придаёт мне сил.

– Малу-сан! Коннитива!

Вот они! Ока-сан в элегантном розовом кимоно. Ото-сан в штанах цвета хаки и забавной гавайской рубашке. Харуто в чём-то похожем на наряд детектива Конана [1]. И Ая.

Сразу и не опишешь, во что именно одета Ая. Мне не хватает ума понять, что именно я вижу. Без понятия, какой реакции от меня ждут. Шока? Восторга? Или нужно сделать вид, что наряжаться как сумасшедшая наёмная убийца-шпионка – это совершенно нормально?

Брутальные сапоги на высокой платформе и со шнуровкой, пушистая мини-юбка с принтом под коровью шерсть, серебристый топ (наполовину рыцарские доспехи, наполовину алюминиевая фольга) в сочетании с длинным бежевым тренчем и беретом из серо-зелёного твида. Чёрные зеркальногладкие волосы до бёдер. Перчатки без пальцев из потёртой кожи и сумочка в форме револьвера.

– Привет, Малу, – небрежно бросает Ая, поправив солнцезащитные очки-вайфареры. Красные губы изгибаются в намёке на усмешку. Затем она кланяется, и вся семья следует её примеру.

– Додзо ёросику онэгайсимас, – тараторю я. Это вежливое приветствие, что-то вроде «приятно познакомиться».

Я глазела на Аю слишком долго и слишком пристально, поэтому теперь сгибаюсь в особенно уважительном поклоне.

Бумс!

С силой отбойного молотка я стукаюсь головой о выдвижную ручку чемодана. Харуто громко прыскает, но затихает под строгим взглядом отца.

– Ты не ушиблась? – озабоченно спрашивает мать семейства. По-английски она говорит с запинками, но я отлично её понимаю.

– Н-нет, всё в порядке, – вру я, густо покраснев и сморгнув слёзы, навернувшиеся на глаза.

За моим конфузом следует неловкое молчание, сопровождаемое нервным покашливанием и кряхтением. Вот стыд. Судя по кривой улыбке, Ая думает точно так же.

– Лучше отвезём Малу-сан домой! Она устала после долгого путешествия, – ласково треплет меня по плечу ока-сан.

Я глупо киваю.

– И проголодалась! – добавляет ото-сан, улыбаясь так сердечно, что его очки поднимаются до кустистых бровей.

Не придумав ничего остроумнее, я демонстративно потираю лоб и восклицаю:

– Ацуй дес!

То есть: «Мне жарко». О сказанном я сразу жалею: принимающие родители очень расстраиваются, будто лично несут ответственность за тропический климат Восточной Азии.

– Гомэннасай, – извиняется ото-сан. Ока-сан утаскивает его в сторону круглосуточного магазина.

– Ч-что происходит? – интересуюсь я у Аи с растерянным смешком.

Её глаза скрывают толстые чёрные стёкла очков. Непонятно, смотрит она на меня или нет – и это нервирует. Лопнув жвачный пузырь, она наконец холодно отвечает: