Но очень хотелось хоть ненадолго выйти на землю, поваляться на песочке, ощутить под собой что‑то твердое, по‑настоящему устойчивое.

Остров располагался почти по курсу, крюк составит не более пятнадцати‑двадцати километров. Почему не зайти?

– Ну что, рискнем? – озорно подмигнул Салифанов. Четыре пары глаз вопросительно воззрились на меня.

– Давай! – махнул я рукой.

– Есть такое дело! – гаркнул Валера, крутнул румпель.

Остров сдвинулся влево и встал точно по курсу. Теперь миновать его мы не могли. Пока суд да дело, решили провести медицинские обследования. Это входило в каждодневные наши обязанности. Плавание плаванием, а научную программу, будь любезен, выдай. Еще дома, в стенах одного почтенного медицинского учреждения, нам популярно объяснили, что климатогеографические условия, в которые нам предстоит попасть, во многом уникальны. А влияние на организм человека жаркого климата еще до конца не изучено и упустить такие возможности было бы форменным преступлением…

– Готовьтесь! – предупредила нас Монахова, раскладывая на расправленном спальнике инструменты. – Я жду!

Ровно разложенные градусник, фонендоскоп, тонометр внушали невольную тревогу. В памяти всплывали названия безнадежных недугов и жуткие истории болезней. Хотелось сломя голову бежать в районную поликлинику просвечиваться, прослушиваться, простукиваться, спасая свою драгоценную жизнь.

– Не промок инструментик‑то? – в надежде оттянуть обследование еще хотя бы на полчаса спросил Сергей.

– Все цело! – сухо успокоила его Монахова, вдела в уши трубки фонендоскопа.

Лицо ее стало вдруг многозначительным, отрешенным. Эскулап, честное слово! Даже на «ты» как‑то стало неудобно называть. Какая она теперь Наташка!

– Кто идет первым? – сурово спросила Монахова и вперилась вопросительным взглядом в меня.

– Чуть что, сразу Ильичев! – возмутился я. Наташа тяжело, словно поворачивалась башня танка, перевела глаза на Салифанова. Под ее давящим взглядом тот засуетился, заулыбался заискивающе.

– Я пока в регистратуру за карточкой сбегаю! – попробовал отшутиться он.

– Салифанов, ко мне! – резко скомандовала Монахова, вспомнив, видно, что чем проще и короче приказ, тем лучше он воспринимается исполнителем.

Конечно, можно было попытаться составить фразу по‑другому, не так обидно, а то получилась какая‑то собачья команда. Салифанов это немедленно заметил.

– Я тебе не доберман‑пинчер! – возмутился он и надел на лицо выражение крайней обиды. Теперь у него появилась формальная причина увильнуть от обследований.

– Мне что, больше всех надо? – поставила вопрос ребром Монахова.

– Наверное, больше, иначе б ты этим не занималась, – предположил Валера.

– Это ему надо, – ткнула в меня пальцем Наташа. – Я сюда ехала только плыть! – Она громко захлопнула папку с бланками тестов.

– Значит, с него надо начинать, – рассудил Салифанов.

Пришлось идти на уступки. Обследования вновь начались с меня.

Деревянными ногами я подошел к Монаховой. Если бы у меня был хвост, я, наверное, усиленно завилял бы им из стороны в сторону, выказывая свою преданность и любовь. Но хвоста у меня, к сожалению, не было, и я ограничился комплиментом:

– Ты сегодня прекрасно выглядишь! Как академик Пирогов!

– Сядь! – не дала себя расслабить Наташа. Я безвольно опустился на настил.

– Начнем с забора крови! – зловеще известила Монахова, приподнялась и вытянула из‑под себя стерилизатор.

В его металлическом нутре что‑то страшно звякнуло. Я отшатнулся, но было поздно. На запястье моей правой руки мертвой хваткой профессионала‑дзюдоиста сжались ее пальцы.

– Не надо дергаться! – предупредила она. – Не так уж и больно. Она вытащила ватку, смочила ее спиртом и тщательно обтерла мой безымянный палец.