«Я сдал мой дом адмиралу Крофту» – это звучало бы очень хорошо; намного лучше, чем любому простому мистеру …, мистер (за исключением, возможно, каких-то шести человек на всю страну) всегда нуждается в некотором пояснении. За адмирала говорит уже его собственное звание, и, одновременно, адмирал никогда не сможет принизить баронета. Во всех их деловых отношениях и общении сэр Уолтер Эллиот всегда останется выше.

Ничто не могло быть сделано без одобрения Элизабет, но ее так захватила идея отъезда, что она была счастлива покончить с этим, тем более оказался под рукой арендатор, – и не сказала ни слова против.

Мистеру Шеферду предоставили окончательные полномочия действовать; и, как только собеседники пришли к такому заключению, Энн, самая заинтересованная слушательница происходившего обсуждения, покинула комнату, чтобы подставить свои пылающие щеки прохладному воздуху, и, прогуливаясь по своей любимой роще, произнесла с тихим вздохом:

– Еще несколько месяцев, и он, возможно, станет прогуливаться здесь.

Со стороны могло показаться, что он – это мистер Вентворт, прежний пастор Монкфорда, однако думала она о капитане Фредерике Вентворте, его брате, который после присвоения ему звания капитана третьего ранга в результате военных действий в Cан-Доминго, не получив нового назначения, прибыл в Сомерсет летом 1806 года и, не имея родительского дома, поселился на полгода в доме своего брата в Монкфорде. Он был в то время необыкновенно приятным молодым человеком, очень образованным, живым и ярким, а Энн – очень симпатичной девушкой, отличавшейся мягким нравом, скромностью, вкусом и тонким восприятием жизни. И половины бы привлекательности с обеих сторон могло оказаться достаточным, поскольку у него не было особых дел, а у нее едва ли было кого полюбить, но такое обильное стечение положительных обстоятельств не могло ничем не кончиться. Постепенно они познакомились ближе, а когда познакомились, скоро и глубоко полюбили друг друга. Было бы трудно определить, кто из них видел в другом воплощение высокого совершенства или кто из них был счастливее: она, выслушивая его признание и предложение, или он, когда их благосклонно приняли.

Затем наступил короткий период совершеннейшего счастья, но слишком короткий. Беда не заставила себя ждать. Сэр Уолтер, когда к нему обратились, по-настоящему не отказал в своем согласии и не произнес слов «этого не будет никогда», не скрыв, впрочем, своего огромного удивления, и продемонстрировал высшую степень холодного презрения и неприязни, равнодушия и открытой решимости ничего не предпринимать ради дочери. Он счел этот союз до крайности унизительным; а леди Рассел, хотя и более сдержанно и с извинительной гордостью, отнеслась к нему как к весьма неудачному варианту.

Энн Эллиот, со всеми ее притязаниями, обусловленными рождением, красотой и умом, готова была обречь себя уже в девятнадцать лет на помолвку; обручиться в девятнадцать лет, и с кем?! С молодым человеком, который не мог предложить взамен ничего, кроме себя самого, без всяких надежд на жизнь в богатстве, но с вероятностью всех роковых случайностей, связанных с крайне опасной профессией, и без всяких связей, гарантирующих хотя бы отдаленное возвышение в этой профессии. О, это действительно означает «обречь себя», одна мысль об этом уже глубоко опечаливала леди Рассел! Чтобы Энн Эллиот, столь юную, о которой мало кто еще успел узнать, похитил бы незнакомец без связей и состояния! Или чтобы она увязла в помолвке, слишком изнурительной уже своей неопределенностью, тревожной и беспокойной, убивающей молодость!