Пришлось обещать, чего уж. Главное, потом не забыть бы и про рубаху, и про вставки шелковые.

Погибших литовцев князь велел похоронить в общей могиле, в изголовье которой воткнули дубовый кол. Отправив всех прочь, Довмонт задержался, украсил кол цветными ленточками, оторванными от подола плаща:

– Прими, великий Перкунас, этих славных парней. Они были добрыми воинами здесь… столь же истово будут служить и тебе. Пусть светит их душам утренняя звезда Аушрос Варта.

Довмонт не испытывал никаких сомнений относительно правильности своих действий. Язычников нужно было добить, ибо они ничего не сказали бы. И тогда какой толк тащить за собой раненых? Выхаживать будущих мстителей? Ну уж нет, не дождетесь.

Прихватив с болотного островка Кольшу с тиуном, князь и его люди простились с разбойниками на берегу реки. Там, где их терпеливо дожидалась резная ладейка, точнее говоря – ее чернобородый хозяин и два его холопа-гребца. Попробовали бы не дождаться, ага!

Уничтожение язычников-литовцев явилось хотя и важным, но все же побочным делом: главной своей цели – отыскать пресловутых убийц и выяснить их мотивы – Довмонт и его люди так и не достигли. Разве что отыскали сбежавшего отрока – Кольшу, и это можно было считать продвижением. Раз какие-то злодеи его ищут, так можно было использовать парнишку в качестве живца. Что и делали. Правда, результатами покуда похвастаться не могли.

Как ни отпирался Кольша, а все же пришлось ему вернуться на усадьбу к тетке Мордухе. Только теперь рядом с усадьбой всегда ошивался кто-нибудь из сыскных – Осетров Кирилл или Семен, а то и сам Степан Иваныч, тиун. Впрочем, на повседневную жизнь отрока это никак не влияло. Тяжелая на руку вдовица по-прежнему заставляла Кольшу работать от зари до зари, да, не стесняясь, била. Как всегда. То затрещину влепит, то ногой пнет, а бывает – и велит выпороть на конюшне. Чаще всего – не за дело, а чтоб место свое знал.

Терпел Кольша. С обидой, но терпел. Каждый день ждал, когда же убийцы объявятся? Вот, как схватят их, так Степан Иваныч, тиун, обещался отрока к себе в рядовичи взять да приставить к сыскному делу. А что? Все по закону, по «Правде русской». Колька Шмыгай Нос ведь не челядин, не холоп обельный, не закуп и даже не смерд. Сам себе хозяин! Захочет, сей же час от вдовицы уйдет. Было бы куда только.

Одновременно с ловлей убийц на живца сыскные занялись и немцем. Тем самым шкипером с барки «Красная корова». Как помнил князь, звали шкипера Йост Заммель. Герр Йост Заммель из Ревеля. Можно, конечно, было схватить подозрительного немца за шкрябень, да в пыточную. Глядишь, и поведал бы что-нибудь… Или – не поведал бы, если и впрямь – ни при чем. Однако ссориться с иностранными купцами для Пскова было бы очень невыгодно, ни посадник, ни вече на такой шаг не пошли бы. Пришлось действовать тайно, на свой страх и риск.

– Шкипера брать покуда не будем, – лично предупредил тиуна Довмонт. – А последить – последим.

– А если он ничего делать не будет? – Степан Иваныч вскинул глаза. – Просто дождется конца торговлишки да поплывет к себе в Ревель. Так мы и не узнаем ничего.

– Уплывет, значит, и впрямь ни при чем, – нахмурился князь. – Тогда зря мы на немцев грешили.

– Как сказать, княже. Как сказа-ать, – покачав головой, тиун пригладил бородку. – Если предположить… предположить только, что шкипер Йост Заммель – соглядатай орденский… или епископа ревельского человек – не важно. Важно, что тогда он должен здесь, в Пскове, своих людей иметь. И как-то с ними связываться… как и они с ним. Сведения важные передавать.