– Реверсивное движение, – спокойно ответил Хабиб, – Там туннель – двум не проехать, по очереди пускают.

– М-м-м, – протянула я, складывая вместе влажные, похолодевшие ладони.

Покосилась на навигатор. До точки прибытия оставалось каких-то сорок километров. Вот только время этого самого прибытия увеличивалось на глазах…

А за окном уже выло. Снег беспощадно хлестал по машинам, засыпал серпантин пока еще тонким, но быстро увеличивающимся скользким слоем. Когда мы тронулись, машину едва заметно, но так жутко повело в этом месиве, что сердце скакнуло куда-то к горлу и решило остаться там. Я вжалась в сидение, смотря перед прямо собой. Тело пробирал безотчетный страх.

Пасть ущелья слева, нависающие скалы справа, разошедшаяся метель вокруг и мы въезжаем в черную узкую дыру, выдолбленную в скале, конца которой не видно.

Какое счастье, что за рулем не я, подумалось в очередной раз.

Стоило нам только оказаться в туннеле, выдолбленном прямо в скале, как меня накрыло настоящей животной паникой. Слишком узкие стены, слишком низкий давящий свод, грубо обтесанная горная порода и миллионы тонн камня у меня над головой. Я не могла об этом не думать, не могла избавиться от ощущения, что сейчас все рухнет прямо на нас. Вдобавок ко всему, нашу машину пустили первой и впереди не было ничего, кроме светящихся фар встречной фуры где-то в самом конце. И в этом мрачном сумраке казалось, что она тоже едет. Прямо нам навстречу. И свернуть некуда. Здесь просто некуда свернуть! Узкая кишка в скале, из которой нас даже непонятно как вытаскивать!

Не выдержав, я сдавленно заскулила, зажимая мокрые ладони между ослабевших колен.

– Она едет, Хаби-и-иб…– голос истерически звенел.

– НЭт, – отрезал Сатоев, хмурясь и смотря на дорогу.

Сглотнула. Ослепляющие, высоко расположенные фары были все ближе, сводя с ума. Сердце грохотало где-то в горле.

– Нет, она точно едет…Ты посмотри!

– Это мы едем! Там регулировщик! – рыкнул на меня Сатоев раздраженно.

По его небритым щекам прокатились желваки. Нервное напряжение завибрировало в салоне. Я ему явно мешала, но ничего поделать с собой не могла.

– Хаби-и-иб…– тихо и жалобно. В носу защипало. Глаза зажгло от подступающей влаги. Меня накрывало все сильней с каждой секундой, – Стой, пожалуйста, стой! Мы врежемся сейчас!

Поджал губы, пауза. И как заорал:

– Да заткнись тИ, блят! ТихА сиди! Поняла?!

Словно по лицу наотмашь. Я подавилась собственной истерикой, наворачивающиеся слезы от шока моментально высохли. Вжалась в кресло и прикрыла глаза. Только ресницы еще нервно трепетали, щекоча кожу. Я ничего не изменю. Умрем так умрем. Он знает, что делает. Много раз тут ездил. Он знает. Я доверяю…У меня выбора нет! Доверяю ему.

Открыла глаза, когда туннель уже кончился. Шумно, рвано выдохнула.

Хабиб ничего не сказал, лишь бросил сердитый взгляд на меня исподлобья. Ему некогда было расслабляться. Метель всё усиливалась. Видимость стремительно скатывалась к нулевой. Серая непроницаемая стена вокруг и лишь намек на тусклый свет фар впереди едущей машины. И это на подъем, по серпантину. Меня снова охватила удушающая слабость, стоило только посмотреть за лобовое стекло. По коже поползли крупные противные мураши, собираясь дрожью вдоль позвоночника. Появились ложные позывы в туалет и тошнота…

Какая я дура! Как бы я ехала тут одна??? Я пару раз водила на серпантине. Но это было лето, день и дорога была в два раза шире. И я почему-то решила, что теперь всё могу!

Сглотнула ком и вновь прикрыла глаза. Так лучше. В голове шумело, слух обострился. Я ловила напряженное дыхание Сатоева, сидящего рядом и отвечающего за наши жизни. Отслеживала каждый его вдох. Вот чуть задержал воздух, и у меня тут же сердце переставало биться. Что не так? Выдыхал – и меня отпускало вместе с ним. Ощущала каждую пробуксовку колес, каждый поиск сцепления с дорогой, каждое нажатие на педаль тормоза.