Я попятилась в сторону, когда Кир открыл дверцу. Толпа ринулась вниз по лестнице, напоминающей трап, едва не сбивая с ног хозяина и меня, придерживаемую мужской рукой. Сразу раздался дружный, полный возмущения вой, определённо требующий тех же привилегий, что и у молодняка.

– Не возражаешь? – спросил меня Кир, будто это мои собаки и мой питомник. – Они все социально адаптированы, не бойся, – пояснил он тут же. – Ты можешь здесь постоять, а можешь домой идти, не замёрзла, кстати?

Я не замёрзла, вернее, холодно мне было, термобельё не очень-то грело, а вязаные штаны хороши до минус пяти градусов, но любопытство и коронное слабоумие держало меня на улице.

– Всё хорошо.

Кирилл по очереди открыл вольеры, выпустил собак, выискивая взглядом то одного пса, то другого, давая пояснения и рассказывая о питомцах.

– Это Сали, – говорил он, показывая на палевую собаку – Она самая старшая, старушка почти. А там, два серых и один волчий окрас, видишь? – я посмотрела. – Я с ними в «Большой гонке»[5] на Аляске шестым был. В следующем году Мару и Илку ещё возьму, – он показал на двух бледно-рыжих собак.

Удивление вызывал цвет и разнокалиберность хвостатых. Пресловутые, всем известные голубые глаза были в лучшем случае у половины собак. Потом-то я узнала, что в «Звезде Хакассии» проживают не только сибирские хаски, которые не все могут похвастаться голубыми глазками, но и аляскинские маламуты, а так же несколько самоедских собак – они выделялись белым, пушистым, похожим на облако окрасом.

На моё удивление, в общей толчее крутилось несколько неказистых дворняг, включая мохнатого, мелкого, задиристого пёсика, на которого никто из гордых представителей аборигенских четвероногих не обращал внимания.

– Прибились, – пояснил Кир. – Иногда хасей вылавливают, к нам привозят, ищем хозяев, возвращаем. Дворняг лечим, стерилизуем, стараемся пристроить в добрые руки, обычно быстро удаётся, а эти засиделись, – он говорил просто, как о чём-то совсем обыденном, как о чистке зубов, а не о лечении и содержании никому не нужных дворняжек.

Подлетел Наваха, почти сбил меня с ног. Он оказался аляскинским маламутом, не просто по документам, а по факту. Родился в далёкой Америке, на Аляске, в щенячестве прибыл покорять сибирские просторы.

– Он ещё щенок, – пояснил Кир. – В силу войдёт годам к двум. Остальные маламуты старше. У меня и девочка есть, сейчас у отца отсиживается… критические дни, – пояснил он, я отдала должное чувству такта. Наверное, непросто собачнику перейти со слов «сука» и «течка» на «девочку» и «критические дни».

– Будете разведением заниматься? – задала я закономерный вопрос.

– Надеюсь, нет, – Кир пожал плечами. – Когда нужен определённый помёт, тогда появляются щенки, последние во дворе носятся, – он показал рукой на «молодняк», – предыдущий три года назад был. Мы спортсмены, Фая, спортсмены и туристы. Хаски, маламуты, самоеды – не те породы, которые нуждаются в популяризации. Порой хочется, чтобы о нас забыли вовсе, – вздохнул и развернул меня за плечи к широкому крыльцу с козырьком: – Иди в дом, нос посинел.

– А ты?

– А я займусь уборкой продуктов жизнедеятельности, – засмеялся Кир. – Хаски – это не только голубые глазки, причудливый нрав, но и пуд того самого за год.

Я засмеялась в ответ. Было на удивление легко общаться с Киром. Мы знакомы всего ничего, и часа не прошло, если не считать, что я ночевала в его доме, на его кровати, с его псом, а ощущение, что знаю всю жизнь.

Быстро заскочила в раздевалку, сбегала помыть руки – ванная комната располагалась рядом, – прошла на кухню, потирая озябшие ладони. С тёплой одеждой нужно было что-то срочно решать. Попросить Кира свозить в ближайший город? Вряд ли здесь найдётся магазин Вольфскин