Мы так и не коснулись самого важного вопроса на протяжении целого года, прошедшего после первой встречи, – до самой смерти Брежнева 10 ноября 1982 года. Телекамеры ухватили момент, когда жена генерального секретаря перекрестила его тело. «Как это странно», – заметил комментатор, впрочем, он быстро оставил эту тему как несущественную.

Генеральным секретарем Коммунистической партии и руководителем Советского Союза 12 ноября 1982 года стал Юрий Владимирович Андропов. В свое время он был главой КГБ, и в США его называли «палачом Будапешта» за жестокую роль, которую он сыграл в подавлении венгерской революции в 1956 году. Задним числом понимаешь, думая об этом остающемся таинственным человеке, который пробыл у власти лишь пятнадцать месяцев, как странно, что именно его приход к власти отметил начало конца коммунизма в СССР. О нем мало что известно достоверно. До сих пор мы почти ничего не знаем об этой закрытой фигуре, о том, какое у него было образование, каков его военный опыт, каковы были его предпочтения в музыке и литературе, о чем он думал и знал ли он иностранные языки – даже то, насколько высоким он был. Мало что известно о его семье, его считали вдовцом, пока его жена Татьяна не появилась на похоронах. Одиночка, глава КГБ, он не был похож на остальных высших партийных руководителей. Но по мере того как проходит время, его репутация все возрастает. Он помог многим из руководителей более молодого поколения продвинуться по ступенькам правительственной лестницы, и одним из них был Михаил Сергеевич Горбачев. Cписок тех, кому он покровительствовал, сегодня выглядит как основа для справочника о тех, кто возглавлял перемены в Советском Союзе2. В своих лекциях того времени я всегда говорила, что каждый советский гражданин носит свою маску и чем выше положение человека, тем плотнее его маска: «Если и есть кто-то способный на перемены, то мы его не распознаем». И хотя истеблишмент на Западе, привыкший иметь дело в рамках сложившегося статус-кво с древними «кремлевскими динозаврами», не слишком много внимания уделял скрытой части айсберга, Горбачев все-таки стал первым из поколения «хрущевской оттепели», кто проник в высшее руководство.

После того как бывший глава КГБ Андропов пришел к власти, я подумала, что, возможно, мой человек теперь занимает более влиятельное положение, чем раньше. И хотя я не видела и не говорила с ним уже несколько месяцев, я решила воспользоваться случаем и позвонила Валентину.

Он тепло приветствовал меня: «Ах, Сюзанна, я думал о вас».

Я вторила ему в таком же приветливом духе: «И я о вас». И хотя я не собиралась ехать в Вашингтон, все же решила немного соврать наудачу: «На следующей неделе я буду в Вашингтоне и хотела узнать, нельзя ли нам увидеться».

К моему удивлению, он с энтузиазмом отнесся к такой возможности. «О да, я буду рад увидеться с вами у нас дома, и Лера приготовит настоящие русские блюда!» Для времен холодной войны это было чрезвычайное приглашение, так что я, конечно, полетела в Вашингтон.

Стоило мне войти в его комфортабельную квартиру, как я увидела множество фотографий на стенах, ясно указывавших на исключительное положение хозяина. Одна из них представляла собой хорошо известный снимок триумвирата на Ялтинской конференции, но имела небольшое отличие от общепринятых вариантов. На официальных снимках видны лишь Сталин, Черчилль и Рузвельт, сидящие в креслах на веранде Ливадийского дворца, когда-то служившего летней резиденцией Николая II, но эта фотография была чуть шире. За Сталиным, опершись на колонну, стоял щеголеватый молодой человек в темном костюме; это был переводчик Сталина, в котором я сразу распознала Валентина Михайловича Бережкова. Там была еще одна фотография, теперь уже с Риббентропом и Молотовым перед подписанием ими германо-советского пакта о ненападении 1939 года. На ней у локтя Молотова расположился все тот же Валентин, только моложе, свободно говоривший как по-английски, так и по-немецки, который был переводчиком и у Молотова.