– Ладно, – сказал он. – Главное, ты сама догадалась мне позвонить. Обнадеживает.

– Вообще-то я звоню тебе по другой причине. То есть в какой-то мере и по этой. Но главное – не она.

– Говори. Я сделаю все, ты знаешь.

– Нужен муж, – сказала Ксения Демьяновна ровным голосом.

– Давно готов, – быстро ответил он.

– Ты не годишься, – рассмеялась она.

– До сих пор? – Нарочито шумный вздох.

– Я не гожусь. И никогда не годилась на роль жены. По крайней мере твоей, мой Вечный Друг. Но если серьезно, ты можешь меня выслушать?

– А ты как думаешь?

– Думаю, – сказала она.

– Мы можем встретиться?

– Нет, – ответила она.

– Ладно. Говори, какой нужен.

Она рассмеялась, но иначе. Облегченно.

– Надежный. Верный. Понимающий и любящий.

– Гм… – ответил он односложно.

– Да есть, есть такие, – с несвойственной ей горячностью настаивала Ксения Демьяновна.

Они говорили недолго: она давно научилась формулировать мысли, а он – понимать ее с полуслова.

– А еще что? – спросил он.

– Думаешь, этого мало?

– При твоем размахе – сущий мизер. Говори, что еще.

– Тогда… Нужен успех.

– Неслабо, – фыркнул он.

– Да нет, – сказала она. – Успех подготовлен, его нужно об-ра-мить. – Она засмеялась.

– Принято. Мне нравится, как ты говоришь. Ты не изменилась.

«А вот тут ты ошибаешься, мой Вечный Друг, – вздохнула Ксения, опуская аппарат в карман пижамы. – Изменилась, да еще как». Дело не в болезни, которая вытолкала ее из Москвы сюда, на берег еще робкой Камы – к самым истокам, а в том, что произошло в ее мозгах.

Да, в мозгах, даже не в голове, а именно в них. Кто бы мог подумать, что женщина во цвете лет, профессор-этнограф Ксения Демьяновна Улановская-Веселова, получит диагноз, который ставят ветхой старушонке! Душа не соглашалась. Неужели, думала Ксения, ее прегрешения так необъятны, что наказание за них столь сурово? А если на самом деле причина в том, что она виновата, тогда она должна искупить свою вину. Она знает, перед кем. Сначала перед Катериной.

Сейчас, мысленно вернувшись в прошлое лето, она испытывала что-то похожее на гордость за себя. Она кое-что сделала и была довольна собой. Предстояло довести до конца весь план. Кстати, исполнитель очень увлекся.

Она посмотрела на часы. Скоро полночь. Если все так, как она думает, то Катерине должны вот-вот позвонить – вчера, сегодня, завтра. А она позвонит ли сюда, встревоженная? Она поморщилась. Лишняя тревога, да… Но иначе не закрутятся колеса машины, которая примчит дочь к успеху. К нему теперь пешком не ходят, жизни не хватит. Времена Ломоносова прошли.

Наконец Ксения Демьяновна заснула.

Утром, у дверей в столовую, ее окликнула сестра Мария:

– Ксения, звонила дочь.

– Когда? – быстро спросила она.

– Когда вы поехали к куклам. Я сказала, что с тобой все хорошо.

Ксения кивнула:

– Благодарю, сестра.

Катерина сидела на диване, нажимала на кнопки пульта. На экране телевизора прыгала чужая жизнь. Люди, события, не имеющие к ней никакого отношения. Как и само занятие. Но в компьютер она не могла смотреть, опасаясь, что в тревоге нажмет не то и ей станет еще хуже.

Она пыталась отвлечься, успокоить себя. Конечно, если доктор Верхотин повез всю компанию в кукольный театр, то все не так плохо, в сотый раз твердила она себе.

Скорее бы прошла ночь, торопила она время. Вот если бы поехала к Вадиму, то она бы пролетела в один миг.

«Куда?» – ахнула Катерина. Эта мысль прилетела с экрана, не иначе, где в страстных объятиях душили друг друга двое.

С какой стати ей ехать к Вадиму! Свои проблемы каждый решает сам, разве не это ее главный принцип с некоторых пор?

Чтобы избавиться от глупых мыслей, Катерина выключила телевизор и решила лечь спать. Может, выпить от бессонницы? У матери что-то было, думала она, направляясь в кухню. Капли Морозова. Катерина выпила и легла.