Через десять минут Александр Ильич разрешил заманить шимпанзе в соседнее помещение и накормить. Что и было исполнено. Катя Суркова переложила бананы из тарелки Норы в тарелку Фони. Александр Ильич продолжал сидеть в кресле. Его бледное лицо покрылось испариной. Он протер лоб платком и велел запускать Нору.

Самка вошла в вольер, едва опираясь на передние лапы. Совершила променад вдоль стеклянной стены, гортанно приветствуя сотрудников лаборатории. Покончив с приветствием, присела возле тарелок. Морда примата выразила озадаченное изумление. Не такое, как у ее супруга – возмущенно-негодующее, а скромнее. Нора по-женски удивилась. Столь красноречивая мимика, отразившая чувства обезьяны, в другое время заставила бы участников эксперимента расхохотаться. Но смеха не последовало. Опыт продолжался, и хоть первая его часть прошла успешно, расслабляться никто не думал. Нора уселась возле тарелки Фони и слегка подвинула ее ближе к своей. Но тут же, словно устыдившись поступка, отодвинула бананы назад, еще дальше, чем они находились до этого. Следующий ее жест едва не заставил Бородина прослезиться. Нора взяла свою пустую тарелку и поднесла ее к стеклу. Обезьяна недвусмысленно давала понять людям, что с ней поступили несправедливо.

– Десять минут прошло, – напомнил Дружников.

– Накормите Нору, – ответил Александр Ильич, и почувствовал, что ему не хватает воздуха.

– Вам п-п-п-плохо?! – испугался Тарутян. Суркова бросилась в соседний кабинет за валидолом. Дружников вытер лоб шефа влажным полотенцем, Шаньков, оторвавшись от камеры, ослабил галстук на его шее. Лицо Александра Ильича начало медленно розоветь. Вскоре он уже ощущал себя вполне здоровым. Переполох с его обмороком отвлек ученых от обезьяны. Нора расхаживала по вольеру на задних лапах, подняв свою пустую тарелку над головой. Бананы Фони она так и не тронула.

Александр Ильич взглянул на часы:

– Господа, эксперимент с Норой длится двадцать семь минут, вместо запланированных десяти.

– Поздравляю вас, профессор! Мы вошли в другую эру! – пафосно сообщил Дружников, продолжая съемку. – Господа, мы обязаны дать нашему гену название.

Тарутян поспешил высказаться:

– П-п-предлагаю назвать его в в честь профессора АИБ.

– Почему АИБ? – спросила Суркова. Но потом сама сообразила: – Первые буквы – Александр Ильич Бородин, так?

– Молодец, Катерина. Настоящий ученый, – похвалил девушку Дружников: – Теперь у нас есть ген, и мы дали ему имя!

– Да здравствует профессор, а с ним его ничтожные рабы!

– Коллеги, фонтан дури закрыли, – потребовал Бородин: – Не хватает мне тут культ личности развести. Давайте мыслить скромнее. Обозначим ген буквой «Ч». От слова честность, или честь.

– Иностранцы эту букву не выговаривают, – напомнила Суркова: – А ваше открытие – достижение мирового масштаба. Предлагаю тогда уж латинскую «h».

Катерина одна в лаборатории владела английским без словаря, и возражений не последовало. Александр Ильич достал из кармана пиджака бумажник, извлек из него тонкую пачку тысячных купюр и, потрясая ими, заявил:

– Коллеги, у меня в руках тринадцать тысяч рублей. Три я откладываю на фрукты для наших обезьян, а десять мы прокутим здесь и сейчас. Отправляйтесь по магазинам и зовите ребят из соседних лабораторий. Но только посвященных, тех, кто помогал нам в работе.

Предложение завлаба потонуло в громогласном «ура».

– …привлечение «плохих» заемщиков, господа, лишит вас бонусов. Во времена кризиса ответственность каждого велика… – Арсений проводил совещание менеджеров среднего звена. Решался вопрос о возобновлении кредитов физическим лицам. Открывать эту, замороженную с началом кризиса, линию по своей воле он бы не стал. Но его банк получил помощь от государства с условием кредитования граждан на покупку недвижимости. Выполнялась президентская программа «доступное жилье», и игнорировать ее – создавать себе проблемы с властью. Однако кредиты возвращают далеко не все заемщики. Толково отобрать клиентов предстояло именно этим сотрудникам. Для чего Арсений их и собрал. Он говорил уже минут пятнадцать, когда в дверь заглянула Ирина. Секретарша в зал не вошла, но ее замирание на пороге красноречиво указывало на нечто, требующее его внимания. Арсений подошел к девушке: – Что тебе?