– Понимаете, Рупаджи, – вставила госпожа Махеш Капур, – я настояла, чтобы Вина и Бхаскар пожили у нас, пока он не поправится. Врач говорит, его сейчас не стоит лишний раз дергать. – На самом деле госпожа Капур отвела врача в сторонку и настояла, чтобы он так сказал. – Да и Вине так проще, она все время ухаживает за Бхаскаром – когда тут хозяйством заниматься? Кедарнат с матушкой, конечно, тоже живут у нас. Они сейчас с Бхаскаром. Его нельзя оставлять одного.

Госпожа Капур не стала говорить, что у нее прибавилось хлопот по хозяйству. На самом деле она и не считала, что принимать в доме четырех постоянных гостей – очень уж хлопотное дело. Она привыкла, что в любое время суток в Прем-Нивас могут нагрянуть коллеги и политические сторонники мужа. Уж если чужих людей она принимала пусть не с радостью, но с готовностью, то родную дочь приютила охотно. Ее бесконечно радовало, что в такой непростой ситуации она оказалась рядом и может помогать. В разделе страны было мало хорошего, но один плюс, несомненно, имелся: ее замужняя дочь и внук вернулись из Лахора в Брахмпур. А в результате другого трагического события они теперь жили все вместе.

– Бхаскар, конечно, скучает по друзьям, – сказала Вина. – Хочет поскорей вернуться домой. Когда начнется учеба, сложно будет его удержать… И репетиции в «Рамлиле»[72] начинаются, он в этом году решил играть обезьяну. Для больших ролей – Ханумана, Нала, Нила и других – он еще маловат, но воином армии вполне может быть.

– Не волнуйся, он быстро наверстает упущенное, – заверила ее госпожа Капур. – И до «Рамлилы» еще далеко. Обезьяну сыграть нетрудно, что там репетировать? Здоровье превыше всего. Пран в детстве много болел и часто пропускал уроки, но ему, как видишь, это не навредило.

Упомянув Прана, госпожа Капур невольно задумалась и о своем младшем, но запретила себе волноваться о том, что изменить невозможно. Жаль, нельзя полностью выключить тревогу. Муж настоял, чтобы Ману ничего не говорили о случившемся с Бхаскаром – чего доброго, балбес вернется в Брахмпур навестить лягушонка и опять попадет в сети «этой». Махеш Капур был сам не свой после возвращения из Патны, куда ездил на заседание Конгресса. Забот и тревог в свете катастрофических событий в партии и стране у него было предостаточно – не хватало только Мана, этой головной боли, на которую не найти управы, этого позорного пятна на его репутации.

Госпожа Махеш Капур вдруг, ни с того ни с сего робко засмеялась и сказала:

– Мне иногда кажется, что министр-сахиб стал говорить так же заумно и непонятно, как доктор Дуррани.

Все подивились ее словам – тем более странно было слышать это из уст тихой и кроткой госпожи Капур. Вина особенно хорошо понимала, что лишь крайнее смятение и тревога могли заставить маму сказать подобное. Заботясь о сыне, она совсем забыла о матери и не замечала, как та убивается из-за астмы Прана и травм Бхаскара, не говоря уже о выходках Мана и грубом обращении мужа. Вина и сама выглядела изнуренной, но это, вероятно, волновало ее меньше всего.

Слова госпожи Махеш Капур вызвали у госпожи Рупы Меры другой вопрос:

– Как доктор Дуррани узнал о Бхаскаре?

Вина в ту минуту думала совсем о другом.

– Доктор Дуррани? – озадаченно переспросила она.

– Да, как они с Бхаскаром познакомились? Ты говорила, что этот во всех отношениях достойный юноша узнал Бхаскара, потому что тот был знаком с его отцом.

– А! Просто однажды Кедарнат пригласил на ужин Хареша Кханну, молодого человека из Канпура…

Лата прыснула со смеху. Госпожа Рупа Мера сперва побелела, затем покраснела. Нет, это возмутительно! Все в Брахмпуре, похоже, знали Хареша, а она услышала о нем в последнюю очередь! Почему Хареш ни разу не упомянул в разговоре своих брахмпурских знакомых: Кедарната, Бхаскара, доктора Дуррани? Почему она, госпожа Рупа Мера, последней получает сведения, имеющие прямое отношение к столь важному для нее делу – поиску и приобретению зятя?