Как было заведено в Высоком суде Брахмпура, все четверо рядовых судей сопроводили в кабинет главного судью, затем следующего по старшинству и так далее – по порядку. Наконец достопочтенный судья Махешвари в одиночестве отправился к себе. Последние четыре недели все они только и делали, что обсуждали – в устной и письменной форме – свое решение, поэтому сейчас никому говорить не хотелось: молчаливое шествие судей в черных мантиях напоминало похоронную процессию. Что же до господина Махешвари, то он по-прежнему был несколько озадачен документом, под которым только что поставил свою подпись, зато частично приблизился к ответу на вопрос, какую роль в «Рамаяне» играет Сита.

Сказать, что в суде после оглашения вердикта воцарился хаос, – это ничего не сказать. Как только последний судья скрылся из виду, и пресса, и публика подняли крик, принялись обнимать друг друга или рыдать. Фироз с отцом едва успели переглянуться, как каждого по отдельности окружила толпа адвокатов, землевладельцев и журналистов. Сказать что-то связное стало невозможно. Фироз помрачнел.

Раджа Марха, как и все остальные, вскочил с места, когда поднялись судьи. Он недоумевал: а где же само решение? Почему не зачитали? Неужели опять перенесли? У него не укладывалось в голове, что столь важную информацию можно изложить так коротко. Однако радость на лицах правительственных адвокатов и испуг, отчаянье на лицах его собственных наконец позволили ему осознать смысл скорбной мантры главного судьи. Ноги подкосились; раджа пошатнулся, упал на стоящие впереди стулья и потом на пол; тьма застила его глаза.

Два дня спустя генеральный адвокат штата Пурва-Прадеш, господин Шастри, внимательно перечитал полный текст решения, выпущенный типографией Высокого суда. Само решение, к счастью, было принято единогласно. Текст получился недвусмысленный, внятный и, по мнению генерального адвоката, вполне способный выдержать неизбежную проверку в Верховном суде (особенно теперь, когда вокруг него воздвигли прочную стену Первой поправки к Конституции).

Аргументы о неправомерном делегировании полномочий, а также о том, что принятие закона не обусловлено интересами общества, равно как и все прочие доводы истцов, были подробно рассмотрены и отвергнуты.

Что же касается главного вопроса – именно по нему, полагал Шастри, мнение судей могло разделиться, – то о нем в решении говорилось так:

И «реабилитационный» грант, и «компенсация» относятся к «компенсационным выплатам» – то есть средствам, выделяемым заминдарам для возмещения убытков, понесенных в связи с потерей земель. Следовательно, ни ту ни другую выплату нельзя считать носящей дискриминационный характер и нарушающей положения Конституции. Если бы правительство все-таки настояло на своем изначальном утверждении, что две выплаты имеют разный характер и рассматривать их следует по отдельности, то реабилитационный грант не попал бы под защиту, предусмотренную Конституцией для компенсационных выплат, и в таком случае его следовало бы отменить, так как он не обеспечивал бы гражданам страны «равную защиту закона».

В представлении генерального адвоката судьи нанесли правительству сокрушительный удар, после чего решили как можно скорее убрать жертву с пути невидимого, но стремительно приближающегося поезда. Господин Шастри улыбнулся – как все-таки причудливо устроен мир!

Что же до частностей – собственности, учрежденной в общественно-благотворительных целях, вакуфов[70], земель, пожалованных Короной, и так далее, – то ни одно из этих исковых заявлений не было удовлетворено. У Шастри остался лишь один повод для сожалений, никак не связанный с исходом дела: его соперник, Г. Н. Баннерджи, не присутствовал при вынесении вердикта.