Но теперь мать отдавала свекрови Савиту вместе с горстью розовых лепестков, и все три женщины были в слезах.

«В самом-то деле! – подумал Махеш Капур. – Еще, чего доброго, зальют огонь…»

Он гневно взглянул на виновницу этих слез, чьи рыдания были наиболее неистовыми.

Но госпожа Рупа Мера даже не потрудилась заправить платок в блузку. Ее глаза покраснели, нос и щеки покрылись пятнами от плача. Она вспоминала свою свадьбу. Аромат одеколона «4711» воскресил невыносимо счастливые воспоминания о ее собственном муже. А затем мысли вернулись на поколение позже, к ее любимой дочери Савите, которая скоро обойдет с Праном вокруг костра, чтобы начать жизнь в замужестве.

– Быть может, ее брак будет дольше, чем у меня, – молилась госпожа Рупа Мера. – Быть может, она наденет это сари на свадьбу собственной дочери…

Она мысленно обратилась и к старшему поколению в лице отца, что вызвало у нее новые слезы. Никто не знал, на что обиделся семидесятилетний радиолог доктор Кишен Чанд Сет. Видимо, что-то не то сказал или сделал его друг Махеш Капур, но, возможно, дело было и в его собственной дочери. Никто не мог сказать, что именно случилось. Мало того что он отказался от организации свадьбы, он также отказался прийти на свадьбу внучки и в бешенстве уехал в Дели, как он сам утверждал, «на конференцию кардиологов». И увез с собой несносную Парвати – свою тридцатипятилетнюю вторую жену, которая была на каких-то десять лет моложе самой госпожи Рупы Меры.

А еще возможно, хоть это и не приходило в голову его дочери, что доктор Кишен Чанд Сет просто свихнулся бы на свадьбе и фактически сбежал от такой вероятности. Маленький и сухонький, он тем не менее ужасно любил поесть, но из-за расстройства пищеварения в сочетании с диабетом его диета сейчас ограничивалась только вареными яйцами, некрепким чаем, лимонадом и печеньем из аррорута[33].

«Плевать, кто на меня пялится, у меня множество причин для слез, – с вызовом сказала про себя госпожа Рупа Мера. – Я сегодня так счастлива и убита горем».

Однако ее горе длилось всего пару минут. Жених и невеста обошли огонь семь раз, Савита покорно опустила голову, и ее ресницы увлажнились от слез. Теперь они с Праном стали мужем и женой.

После нескольких заключительных слов священников все поднялись. Молодоженов провели к увитой цветами скамье возле душистого дерева харсингар с шершавыми листьями и оранжево-белыми цветами. Поздравления обрушились на них, на их родителей и на всех прочих Мера и Капуров, которых было на свадьбе столько же, сколько опадающих на рассвете цветов.

Радость госпожи Рупы Меры не знала границ. Она поглощала поздравления так, словно это были запретные для нее гулаб-джамуны. Немного задумчиво она глянула на младшую дочь, которая, казалось, смеялась над ней издали. Или, может, она смеялась над своей сестрой? Ну что ж, скоро и она узнает, что такое слезы радости!

Мать Прана, которой столько людей выкрикивали поздравления, покорная, но счастливая, благословила сына и невестку и, не видя нигде своего младшего сына Мана, подошла к дочери Вине. Вина обняла ее. Госпожа Капур ничего не сказала от избытка чувств, но плакала и улыбалась одновременно. Ужасающий министр внутренних дел и его дочь Прийя присоединились к ним на несколько минут. В ответ на их поздравления госпожа Капур высказала несколько теплых слов каждому из них. Прийя, которая несколько лет назад вышла замуж и которую родственники мужа практически замуровали в старой, тесной части Брахмпура, с некоторой тоской в голосе сказала, что сад выглядит прекрасно. И это было действительно так, думала госпожа Капур с тихой гордостью. Сад был действительно красив. Трава здесь была зеленая, гардении сливочно-белые, а кое-где уже зацвели хризантемы и розы. И хоть она не могла счесть своей заслугой внезапное пышное цветение дерева харсингар, госпожа Капур была уверена, что его оранжево-белые цветы – благословение богов, чьим ценным и оспариваемым достоянием считалось это дерево с незапамятных времен.