Этой ловушкой Бофор воспользовался очень умело. Кузен Макс пришел от этого в волнение и восторг. Этот Бофор был действительно то, что надо: рвущийся к власти, готовый смести все, что могло бы помешать его замыслам. Иногда даже возникал вопрос: были ли у него какие-нибудь человеческие чувства? Но какая эффективность, какое умение манипулировать людьми! – он мог привести кого угодно куда угодно и когда ему было угодно.

В тот день он завершил заседание через полчаса. Хотя у каждого было что сказать. Мадам Моро лихорадочно что-то писала. Бро незаметно вытирал платком слезы, раньше такой сентиментальности за отставным полковником инженерных войск не наблюдалось. Буассо бормотал свои «но… но», от которых его палач отмахнулся. Брижит Лаверно и Брид, широко раскрыв глаза и разинув рты, были не в состоянии что-либо возразить. Только лицо Жан-Луи Бужона не поменяло выражения: он стоически желал привить спорт, как школу жизни, новым поколениям. Да и потом, разве меры, которые были ему предложены, не являлись средством развития и возвышения молодежи, этой прекрасной молодежи, которая, по его замыслам, должна была завтра зашагать сомкнутыми рядами с высоко поднятой головой к лучезарному будущему, а потом, в день его ухода из жизни, прийти к нему отдать последние почести. Перспектива менее радостная, но нельзя же приготовить омлет, не разбив при этом яиц, а он, Бужон, чувствовал себя готовым пожертвовать своим телом ради прогресса. Да, готовым, тем более что присутствующие здесь коллеги к тому времени уже будут лежать в гробу, предоставив ему, таким образом, свободу действий. Он продвинется по службе. Власть и слава стоят жертв…

Прервав воинственные мечты Бужона, Бофор распустил своих апостолов, призвав их собрать все свое мужество, если не сказать достоинство. Пусть они подумают над судьбой Франции, пусть забудут о своей маленькой личности. И выразил уверенность в том, что на следующем заседании группа наконец-то приступит к работе. Он даже не извинился перед ними за то, что украл у них два года жизни. Он также не преминул напомнить им о необходимости соблюдения конфиденциальности: для того, кто проговорится, будет приготовлена специальная тележка на эшафот, не дожидаясь, когда болтуну исполнится семьдесят лет. Эта шутка заставила смеяться лишь его самого. Несмотря на то что коллеги сделали вид, что разделяют его веселье, все они помнили о некоторых необъяснимых исчезновениях людей, чтобы смеяться от всего сердца.

Утро вечера мудренее, даже если ночью совсем не спишь. С посеревшими лицами, с синими кругами под глазами, министры изображали внешнее спокойствие в момент начала второго заседания. Каждый из них положил на стол перед собой досье. На обложках, как с любопытством заметил Кузен Макс, не было никаких надписей. Вообще-то министр – личность организованная, любящая понятные и доступные вещи. Он обычно кладет на стол досье, на которых опытные секретари ставят пометки о важности. А тут ничего подобного: маленькие неприметные досье, которые с виду и мухи не могли обидеть. В них лежало несколько листков, на которых неразборчивыми почерками было что-то написано, явно с ошибками.

Да и что они могли там написать, не объявляя при этом судьбу длинных когорт невинных людей, с которым министры готовились свести счеты?

«Группа по разработке законопроекта об уничтожении лиц пенсионного возраста»? Это могло быть все что угодно! «Комитет по зачистке»? Уже было.

«Сумерки стариков»? Бужон с большим трудом удерживался от дикого хохота. Иногда он сам себе удивлялся. И рядом не было никого, с кем он смог бы поделиться своими находками, какая жалость! Все же «Сумерки стариков», надо бы подсказать это название Бофору, когда он будет в хорошем расположении духа. Ладно, допустим, ему не понравится такое название досье. Какое же тогда выбрать? А что если «Теория кающихся грешников»? Неплохо для процессий осужденных на смерть, мысли о которых он старался отогнать, как надоедливых насекомых. Это его беспокоило, поди узнай почему. Неплохо. Возможно, он слегка свихнулся? Ну, потом увидим.