«Проклятые стервятники! Но они полезны… полезны».
Рожденные на Ободе всегда испытывали к птицам противоречивые чувства.
Гар сидел на стуле верхом с таким видом, будто он обращается к толпе несведущих. Перед тем, как присоединиться к Брою, он прошел через образовательную службу в Религиозном Совете. Гар был худощав каким-то внутренним истощением, настолько распространенным, что мало кто на Досади обращал на это специальное внимание. У него было лицо и глаза охотника, и в свои восемьдесят восемь лет он держался так, как будто ему вдвое больше. От линии волос на лбу по его щекам спускались глубокие морщины. Барельеф вен на тыльных сторонах его ладоней и седые волосы, а также вспыльчивый характер, выдавали ободное происхождение Гара. Его зеленая форма Трудового Резерва немногих могла ввести в заблуждение, лицо его было хорошо известно.
Напротив Гара сидела его старшая дочь и одновременно главный заместитель, Трайа. Она выбрала место так, чтобы видеть окна и скалы. Трайа наблюдала также и за стервятниками, получая скорее удовольствие от их звуков. Приятно, когда что-нибудь напоминает о том, что находится за внешними воротами города.
В лице Трайи было слишком много хрупкой проницательности, чтобы оно считалось красивым кем-нибудь, за исключением разве что случайно подвернувшегося Говачина, ищущего экзотических ощущений или рабочего Кроличьих Клеток, надеющегося использовать ее в качестве ступени для избавления от крепостного труда. Она часто приводила своих компаньонов в замешательство циничным взглядом широко раскрытых глаз, делая это с аристократической уверенностью, требующей внимания. Трайа отработала этот взгляд как раз для такой цели. Сегодня на ней была форма разведки, оранжевая с черной отделкой, но без нарукавной повязки, указывающей отдел. Она знала, что из-за этого многие считали ее личной игрушкой Броя, что в свою очередь было правдой, но не в том смысле, который имели в виду циники. Трайа хорошо понимала свою личную ценность: она обладала примечательной способностью истолковывать капризы Демопола.
Указывая на красную линию лежавшего перед ней графика, Трайа сказала:
– Это наверняка должна быть она. Какие могут быть в этом сомнения? – И она задала себе в мыслях вопрос, почему Брой продолжает беспокоиться в очевидной ситуации.
– Кейла Джедрик, – сказал Брой. И повторил эти слова снова: – Кейла Джедрик.
Гар скосил глаза на свою дочь.
– Зачем ей надо было включить себя в число тех пятидесяти, которые…
– Она подает нам знак, – сказал Брой. – Теперь я ясно его слышу. – Он выглядел польщенным своей проницательностью.
Гар прочитал в поведении Говачина кое-что еще.
– Надеюсь, ты не велел убить ее.
– Я не так быстро впадаю в ярость, как вы, люди, – сказал Брой.
– Обычная слежка? – спросил Гар.
– Я еще не решил. Ты знаешь, кстати, что она ведет почти монашескую жизнь? Может быть, ей просто не нравятся мужские особи вашего рода?
– Скорее она не нравится им, – сказала Трайа.
– Интересно. Ваши брачные обычаи так своеобразны.
Трайа бросила на Броя оценивающий взгляд и задала себе вопрос, почему Говачин выбрал сегодня черную одежду. Это было похожее на мантию одеяние с острым вырезом от плеч до пояса, обнажающим дыхательные желудочки. Эти желудочки вызывали у нее отвращение, и Брой это знал. Сама мысль о том, как они прижимаются к ней… Она прокашлялась. Брой редко носил черное; это был радостный цвет священников во время празднеств. Тем не менее, он выбрал этот цвет из каких-то смутных соображений, показывая, что в его мозгу мелькнули мысли, которые не могут возникнуть ни у кого другого.