Во-первых, термин «норманнская культура» весьма произволен. Сам по себе он подразумевает множество допущений (в который раз!). То есть: норманны (перев. как «северные люди»), это обязательно скандинавы, это первое допущение. Скандинавы – это термин более позднего происхождения, нежели время существования викингов, это второе допущение. А далее допущения Скрынниковым делаются на возможных уже упомянутых предположениях, в конце концов, порождая совершенно невообразимую и не доказанную в археологическом плане гипотезу. Да и о городах русов восточные хронисты оставили многочисленные упоминания, поэтому утверждения Скрынникова втройне сомнительны.
Методика пространственно-временной локализации этнических коллективов в археологических материалах может быть охарактеризована следующим образом. «Термин письменного источника, обозначающий этническую общность и прошедший критический содержательный анализ, максимально точно «зафиксированный» во времени и пространстве, а также в рамках той или иной этносоциальной иерархии, «налагается» на соответствующий территориально-хронологический «блок» археологических материалов.
Особое значение для рассматриваемого круга проблем имеет соответствующая времени и месту существования данного этноса поселенческая структура, выявляемая археологическими исследованиями. Нижний таксономический уровень такой структуры – уровень конкретных поселений, связанных с определенными комплексами погребальных памятников, – является «исходной единицей исследования»; «комплектом памятников», «принадлежащих одному коллективу древних людей и характеризующих различные стороны деятельности этого коллектива» [Петров, 1999, с.34]. Ничего подобного, разумеется, захоронения викингов на территории будущей Руси представить не могут, что косвенно и подтверждает вышеупомянутый Скрынников, говоря о некоей растворимости следов скандинавов в славянской культуре.
Далее будет подробно рассказано, в чём абсурдность привязки возникновения русского государства, как к викингам, так и к славянам. И единственное смягчающее обстоятельство для отечественной официальной науки, в том, что значительная часть источников (арабских, византийских, западноевропейских) на первый взгляд, как будто противоречит друг другу. Это как будто бы усложняет анализ, а иногда порождает ощущение явно недостаточного объёма имеющихся источников.
Однако это впечатление (разноголосицы источников), во-первых, ошибочное, и как раз подчеркивает недостаток или нежелание официальной исторической науки вырабатывать более гибкие и приемлемые версии. А во-вторых, подчёркнутое игнорирование множества источников не может не вызывать недоумения у вдумчивых и образованных людей, справедливо требующих каких-либо уточнённых комментариев от той же науки, щедро распространяющей учёные степени без порой ощутимого результата для общества. И поскольку наука в большинстве случаев молчит, появляется настоящее раздолье для так называемых альтернативных историков, на опровержение трудов которых, можно написать отдельное собрание сочинений.
Между тем, вполне простая мысль о непостоянстве этнического состава одного и того же народа в течение столетий, не раз озвучивалась в научных трудах. Например: «Проводя связь от ранних упоминаний руси как народа (IV-VI вв.) до более поздних, непосредственно предшествующих образованию политического центра в Киеве, с одной стороны имея в виду явную преемственность названия «Русь», с другой стороны целесообразно говорить о постепенном насыщении древнего этнонима новым этническим содержанием