Тверской краевед В. Лебедев, путешествовавший в начале XX в. по Яренскому и Устьсысольскому уездам тогдашней Вологодской губернии, писал: «…Здесь часто встречаются деревянные кресты, поставленные без всякого повода»[124]. Выходит, что изобилие крестов на Русском Севере бросалось в глаза путешественнику, хотя утверждение, будто они ставились «без всякого повода», не вполне точно. Вернее было бы сказать, что поводов было много, и, на взгляд стороннего человека, эти поводы могли показаться не слишком значительными.

Шведский дипломат П. Петрей (1570–1622), живший в России в начале XVII в., в своей книге о Московии писал: «У крестьян, у которых в иных областях нет церквей, есть какие-то большие деревянные кресты в три или четыре аршина вышины, освящённые и благословенные священником, с вырезанными на них некоторыми стихами из Псалмов Давида: поселяне, живущие в деревне и не имеющие церквей, совершают перед ними своё богослужение, также утренние и вечерние молитвы»[125]. Петрей верно заметил, что кресты эти в отдалённых местностях в некоторой степени заменяли собою церковные здания, то есть были часовнями. Однако кресты могли иметь и другое назначение.

Известно, что было множество крестов обетных, то есть воздвигнутых по обету, по обещанию. Например, в благодарность Богу и святым за исцеление, прекращение падежа домашних животных и т. п. Изучавшая народную культуру Русского Севера С. И. Дмитриева отмечала, что многие обетные кресты в районе Мезени ставились местным русским населением по обочинам дорог и на перекрёстках. В тех краях распространены истории о страшных привидениях, которые появлялись на перекрёстках или обочинах дорог. Спасением от этих привидений и служили кресты. В д. Русома Лешуконского района Архангельской области записан такой вот типичный рассказ: «Крест стоял около бора. Там его поставили потому, что на том месте блазило (мерещилось. – В. К.). Там видели всякого: лешего, лешачих» и т. д.[126]

На Севере, в районе Сольвычегодска, обетные кресты тоже можно было встретить прежде всего при дорогах. Фольклористам об этом рассказывают так: «А ставили это, чтобы вот шли путники, дак помолилисе да. Тут оно, ведь знаешь чего, будто это… ну, как это… хранит будто, благословение будто какое-то, чтобы чего-то порча не была, ли чего ли, то вот ставят. ‹…› А просто идут люди да помолятсе да положат там несколько копеек или рубь – у кого сколько». Или так: «У дороги, да. Ак вот люди-те как идут, которы верующие, те и помолятся крестику-ту»[127].

О. В. Голубкова, исследовавшая кресты на Севере, в том числе у коми-зырян, тоже указывала, что кресты бывали при дорогах, при въездах в деревни, на пути, ведущем к местному кладбищу. Они как бы прикрывали подъезды к селениям, не пропуская «лешаков» и прочую нечисть, «ходячих» покойников, болезни людей и скота. Кроме того, придорожные кресты (и тряпочки-подношения с вышитыми на них крестиками, которые развешивались на них), возможно, могли восприниматься и как своего рода памятные намогильные знаки. По словам информанта, «эти тряпочки с крестиками – памятки похороненным здесь от родственников, которые живут далеко и не могут навещать родные могилки. Проходя мимо, посторонние люди увидят крестики, и от этого души умерших чувствуют, что родные о них помнят»[128]. Сходные наблюдения сделаны Н. М. Ведерниковой в ином месте европейского Севера – в архангельском Кенозерье и И. А. Филипповой на берегу озера Пустого в Верхнеуральском районе Челябинской области, где в Девятую Пятницу собираются верующие для поклонения Табынской иконе Богоматери