– Как интересно… – удивился Грой. – Покажи эту выдающуюся лохань.

– Позволь сперва представить моих сыновей, – в голосе кормчего засквозило подобострастие.

Шестеро молодых виданоров толпились за его спиной и сопели, разглядывая Грою.

– Я всё равно не запомню ваших имён, – сухо бросил Грой. – Исполняй повеление.

– Как будет угодно господину, – склонился кормчий и прошипел что-то сыновьям, тех как ветром сдуло с палубы.

…Широкая лестница спускалась из люка в палубе, вниз, в просторное квадратное помещение, с горящими светильниками по углам. Никаких иллюминаторов, никакой мебели, лишь двери на противоположных стенах, три и одна. Грою показался очень свежим и чем-то знакомым воздух внутри корабля. Стоишь, будто в хвойном лесу.

– Каюты и трюм обшиты сахтаръёльским кедром, господин, – пояснил кормчий, заметив, что купец принюхивается. – Два года назад по моему совету хозяин привёз из Сахтаръёлы полный корабль такого дерева. Там из него строят бани, это маленькие домики для омовений, наполненные горячим паром. Видишь ли, в бане есть печь…

– …я бывал в Сахтаръёле, – прервал кормчего Грой. – Знаю про бани. Но откуда тебе известны их привычки?

– Пять лет плена у князя, – вздохнул кормчий. – Малым ребёнком я вступил в дружину Усмуреканкенсена, нужно ведь кому-то убирать корабль и кормить рабынь. После смерти ярла его сын, Длиннорукий ярл, затеял неудачный поход в Сахтаръёлу. Я был ещё мальчишкой и нёс щит юного в те дни ярла. Увы, нас встретил лес копий. Погибла почти вся дружина Длиннорукого, сам он еле-еле спасся, а я попал в плен.

– Тебя выкупили?

– Нет, – снова вздохнул кормчий. – Ярл забыл про меня. Нашёл другого глупого мальчишку, чтобы убирать корабль и кормить рабынь. Жалостливые сахтаръёлы присудили мне всего пять лет каторги за разбой, остальным дали вдвое больше. Многих отправили в Болотные владения, добывать железо из ледяной грязи. Оттуда мало кто возвращается здоровым. Я был слишком молод, чтобы рубить кедр для бань, и меня отдали в артель плотогонов, сплавлять лес по Акдиръянду. Следил за огнём на плоту, чистил рыбу, стирал и сушил рубахи. В цепях, как преступник. Зато узнал реку от верховий до Длинного озера. Так сахтаръёлы называют Лангаррад. Когда годы наказания истекли, меня отпустили. Даже заплатили пять монет серебром за работу. Купил агаварские сапоги, одежду и топор.

– И ты вернулся к Длиннорукому ярлу? – удивился Грой. – Конечно, я слыхал про такого.

– «Сколько виданора ни корми», – хмыкнул кормчий, – «а в разбой его потянет». Так смеются над нами сахтаръёлы. Нет, господин, я не вернулся к Длиннорукому. От сахтаръёлских плотогонов и лесорубов я заразился глупостью и гордостью. Потому совершил гордую глупость: нашёл себе другого ярла и показал ему дорогу к острову рабов. Длиннорукий этого не простил. Он истребил весь мой клан, а я бежал. На бегу я выздоровел от гордости и глупости.

– Где сидят гребцы? – усмехнулся Грой, оглядывая стены.

– В галереях, – кормчий похлопал ладонью по переборке из морёного дуба. – Тут правая галерея, идёт вдоль всего борта, четверо гребцов на весло, двадцать пять вёсел с каждого борта. Левая такая же. Туда есть люки с палубы, по лестницам. И есть большой люк в трюм, грузить товар.

И добавил с сожалением:

– Тут у гребцов целебный воздух кедра, крыша над головой, вода не льётся за шиворот при непогоде. И господам с палубы не видно и не слышно тех, кто на вёслах. Не узнать, каторжники в галереях или воины. Хороший корабль. Большой и сильный.

Вздохнул чему-то.

– За этой дверью лестница в трюм, – и кормчий постучал по широченной, как ворота, двустворчатой двери, запертой на поперечную перекладину, продетую сквозь медные кольца в косяках. – Запор снаружи. Все каюты тут, – он кивнул на противоположную переборку. – За левой дверью пять пустых кают, господин. В них плавали знатные гости. Ты и госпожа выбирайте любые. За правой дверью одна большая каюта с лоханью, которую ты хотел видеть. В ней ты повезёшь свой груз. Входите за мной.