– Конечно, ввиду пакта о ненападении мы не отмобилизовались с ходу, – назидательно сказал шофер, – но будьте покойнички – здесь фашисту-фрицу все едино конец придет. Дальше Унчи не проскочите!

– Я вам в морду дам! – внезапно, ужасно оскорбившись, крикнул Устименко. – Ты у меня узнаешь…

Левой рукой шофер показал Володе тяжелый гаечный ключ – оказывается, он давно уже вооружился, этот парень.

– Готовность один, – сказал он, без нужды вертя баранку. – Сиди, пассажир, аккуратно, пока черепушку не проломал…

– Глупо! – пожал плечами Володя.

Действительно, получилось глупо. Вроде истории со «старым Питом» – там, в экспрессе.

– Где надо разберутся – глупо или не глупо, – подумав, произнес шофер. – Так что сиди, пассажир, и не вякай, не играй на нервах…

Над городом, низко и плотно, висел дым. Так плотно, что не было даже видно заводских труб – ни «Красного пролетария», ни кирпичного, ни цементного, ни «Марксиста». И купола собора тоже закрывал дым.

На въезде, где был КПП, шофер предъявил свой пропуск, а про Володю выразился уже совершенно категорически:

– Шпион-диверсант. Освободите меня от него, дружки, у него небось любое оружие, а у меня гаечный ключ. И показания с меня снимите быстренько, мне в военкомат в четырнадцать ноль-ноль.

Молоденький, крайне озабоченный свалившимся на него чрезвычайным происшествием военный с двумя кубиками долго читал Володин заграничный паспорт, просматривал штампы – въездные и всякие прочие визы, – ничего не понял и осведомился:

– С какой же целью вы сюда направляетесь?

– А с такой, что я здесь родился, кончил школу, медицинский институт и был приписан к Унчанскому районному военкомату. Я – врач, понятно вам? И военнообязанный…

Из-за фанерной перегородки доносился возбужденный голос шофера:

– С десантом сброшенный, картина ясная. Вы только обратите пристальное внимание на его подстрижку. Шея нисколько не подбритая. Опять же запах – если принюхаться. Какой это одеколон?

– Послушайте, – уже улыбаясь, сказал Устименко. – Ну, если допустить, что я диверсант, то зачем же мне заграничный паспорт? Неужели фашисты такие дураки…

– А вы здесь за фашистов агитацию не разводите, что они умные! – рассердился военный. – Тоже нашелся…

Он все листал и листал Володин паспорт. Потом спросил быстро, сверля при этом Володю мальчишескими глазами:

– Фамилия?

– Устименко! – так же быстро ответил Володя.

– Где проживали? Какие улицы знаете в городе? Какие знакомства имели? Какой институт кончили?

Милый мальчик, каким изумительным и вездесущим следователем он себе казался в эти минуты, и как похож он вдруг сделался на доктора Васю – этот курносый юноша с кубиками, с вспотевшими от волнения красными щеками, возбужденный поимкой настоящего, матерого, хитрого и коварного шпиона.

– И еще имеет нахальство спрашивать, почему Глинищи горят, – доносилось из-за стенки. – Он, куколка, не знает…

Неизвестно, сколько бы это могло еще продолжаться, не войди в комнату, где опрашивали Володю, школьный его учитель, сердитый физик Егор Адамович. Только теперь это был не пожилой человек в пиджачке, а настоящий, форменный, кадровый военный в хорошо пригнанной гимнастерке, с портупеей через плечо, с пистолетом в кобуре на боку.

– Здравствуйте, Устименко! – как будто и не промчались все эти длинные годы, совершенно тем же школьным суховатым и спокойным голосом сказал он. – Это вы матерый шпион?

– Я, – поднявшись по школьной привычке и чувствуя себя опять школьником, ответил Володя. – У меня, видите ли, заграничный паспорт…

Совершенно тем же жестом, которым когда-то брал письменную по физике, Адам взял паспорт, полистал его и протянул Володе.