– Послушай, Лилиана. Похоже, у тебя сложилось впечатление, что однажды я была помолвлена. Что у меня был роман… с мужчиной. – Она помолчала, собираясь с духом, и наконец решительно продолжила: – У меня действительно несколько лет назад была любовная связь… но… с девушкой.

Движения Лилианиных рук замедлились: она растерялась, она подумала, что Фрэнсис шутит.

– С девушкой? – слабо хихикнув, переспросила она.

– Ну да, с женщиной, – бесцветным голосом произнесла Фрэнсис. – Мне очень хотелось бы сказать, что все было страшно невинно, целомудренно и все такое. Но… нет, не было. – Последовало молчание. – Ты понимаешь, о чем я?

Лилиана ничего не ответила, но убрала руки с ее головы. Немного выждав, Фрэнсис обернулась. Лилиана стояла, опустив ножницы, и медленно покрывалась румянцем – Фрэнсис видела, как волна пунцовой краски поднимается от распахнутого ворота блузки и заливает горло, щеки, лоб. Встретившись взглядом с Фрэнсис, она отвела глаза и пробормотала:

– Я… я не знала.

– Конечно. Откуда ты могла знать?

– Я думала, речь идет о мужчине.

– Да, это моя вина. Я сожалею. Мне не следовало вводить тебя в заблуждение. Но такого рода вещи… о них, знаешь ли, не упомянешь в разговоре между прочим. Я нисколько не стыжусь тех своих отношений. Мы любили друг друга до беспамятства… И давай больше не будем об этом. – (При слове «любили» Лилиана покраснела еще гуще.) – Зря я тебе рассказала. Не бери в голову. Это было давно и… по большому счету не имело значения.

Это имело значение, да еще какое. Это был полный перелом в жизни Фрэнсис. Но теперь ее мутило от сознания, что она допустила непоправимую ошибку, сказав лишнее. Ну кто ее тянул за язык, спрашивается? Очарованная теплом и непринужденностью дружбы с Лилианой, она совсем забыла, что ждать от этой дружбы, в общем-то, нечего. В конце концов, Лилиана замужем. О боже! А вдруг она расскажет мужу? Своим сестрам? Своей болтливой матери?… Фрэнсис замутило еще сильнее.

Она наконец отважилась обернуться через плечо. Лилиана машинально вытирала лезвия ножниц, изо всех сил стараясь усвоить услышанное, – казалось даже, она делает глотательные движения, будто проталкивая в себя жесткую корку, застрявшую в горле.

Потом, не глядя Фрэнсис в глаза, она подошла и снова заработала ножницами. Теперь Фрэнсис ничего не имела против – наоборот, хотела, чтобы лезвия щелкали бойчее и все поскорее закончилось. Она с новой, неприятной остротой осознавала интимность их с Лилианой поз: сама она сидит на стуле, как пленница, а Лилиана склоняется над ней, обдавая теплым дыханием ухо и шею. Процесс стрижки, слава богу, завершился уже через несколько минут. Однако, отложив в сторону ножницы, Лилиана порылась в кожаной сумке и извлекла оттуда устрашающего вида предмет, похожий на утюжок для плойки. Увидев, что она направилась к плите, и поняв, с какой целью, Фрэнсис торопливо сказала:

– Завивку делать совсем необязательно. Я прекрасно обойдусь без нее.

Веки Лилианы затрепетали. Нет, она обещала ее завить. Она хочет сделать все как полагается. Это не займет много времени… Лилиана раскалила щипцы в голубом газовом пламени, проверила их на листке бумаги и помахала ими, чтобы немного остудить, – все молча, без тени улыбки. Вернувшись на свое прежнее место за стулом, она самыми кончиками пальцев поправила голову Фрэнсис и невыразительным голосом произнесла:

– Теперь сиди смирно…

Когда щипцы захватили прядь, влажные волосы пугающе зашипели и воздух наполнился мерзким запахом, похожим на запах горелых перьев. Кожу на голове обжигало жаром утюжка просто нестерпимо! Но Лилиана работала быстро и сноровисто, закручивая прядь за прядью, поминутно отступая на шаг-другой, чтобы окинуть критическим взглядом плоды своих усилий, и время от времени возвращаясь к плите, чтобы заново раскалить щипцы. Она не говорила ни слова, избегала встречаться с Фрэнсис взглядом, и лицо у нее по-прежнему пылало. Фрэнсис сидела как в кресле дантиста – вся потная и совершенно несчастная.