Взволнованному командиру роты, стараясь не выдать свое беспокойство, говорю:

– Миша, даже после развертывания в боевую линию, сколько позволит огонь противника, атакуйте с открытыми люками. Еще раз напомните механикам-водителям, чтобы вели танки строго по заданному азимуту.

Танковая рота перешла в атаку. Мой танк шел рядом с танком командира роты. Танки направляющего взвода, за которым мы шли, тотчас исчезли в белой мгле. Артиллерия перенесла огонь в глубину, отчего на время стало тише.

Словно из снега вышли из окопов стрелки в белых комбинезонах и двинулись за танками в ту же мглу. Артиллерия и минометы противника открыли сильный огонь, видимо заградительный, но разрывы снарядов и мин слышались на рубеже, находившемся уже сзади нас.

Танки двигались медленно, но, несмотря на это, пехота часто залегала и отставала. Огонь, открытый танками, оказывал на противника, конечно, не столько поражающее, сколько психологическое воздействие. Прошу по радио комбата:

– Не отставайте от танков, опасность поражения пока невелика.

– Понял! Тороплю, но тыкаются, как слепые котята – не знают, куда идти.

– На шум моторов идти, на шум моторов! – крикнул я в эфир комбату.

Когда огонь противника усилился, хотя и не был прицельным, и появились раненые, пехота залегла основательно. Саперы же, перебегая по колеям, образованным в снегу гусеницами танков, упорно шли за ними.

И вот рота миновала те самые сомнительные ДЗОТы противника, которые, как и предполагалось, оказались ложными. При проверке одного из них командир моего танка с саперами обнаружили две катушки кабеля и уже окислившиеся патронные гильзы.

Затем танки перешли первую траншею у северной окраины деревни, а в 50-80-ти метрах за ней – ДЗОТы, только что покинутые отошедшими гитлеровцами. И там и там просматривались трупы, брошенное оружие, а в ДЗОТах – две 47-миллиметровые пушки и пулемет. Ни один ДЗОТ нашей артиллерией не был разрушен. Противник отошел на подготовленную позицию за речку Вязовку, откуда и вел огонь.

Без захвата южного берега речки стрелковыми ротами нельзя было найти и оборудовать броды для танков. Комбат по радио заверял, что роты продвигаются, а они не появлялись. Тогда я на танке вернулся назад, отыскал одного из командиров стрелковых рот, объяснил обстановку и попросил быстро выдвинуться к танкам.

– У меня нет больше кабеля, а без проводной связи с комбатом вперед идти запрещено.

– Выходит, вам для успеха нужны не танки, а кабель! – с возмущением сказал я. – Возьмите его в немецком ДЗОТе!

Во время встречи с командиром этой роты стало ясно, что комбат за своими ротами не продвинулся. Между тем ушло полчаса, пока рота выдвинулась к танкам, а позже – непосредственно к речке. Здесь огонь противника, хотя и неприцельный, был сильным, поэтому попытка роты перейти на южный берег не удалась. Нужен был весь батальон.

В это время ошарашил доклад Тулейкина о застревании левофлангового танкового взвода. Позже выяснилось, что взвод несколько отклонился влево и попал в болото; теперь он лишь с места вел огонь.

Около 16-ти часов уменьшился ветер и снегопад. Начало проясняться. Танкисты быстро прочистили оптику. Осмотревшись, был рад, что рота, кроме одного взвода, не потеряла свое направление. Стрелковая рота и саперы заняли окопы, ходы сообщения и некоторые ДЗОТы противника вблизи речки.

По мере прояснения с обеих сторон нарастал огонь, вскоре ставший ураганным. По башне барабанили пули.

– Миша, организуйте огонь, он – беспорядочный, – говорю по радио командиру роты.

– Понял! Начну с ДЗОТов и траншеи за Вязовкой.

Он быстро и четко организовал огонь, и вскоре стрельба гитлеровцев ослабла.