Однажды Тони говорит мне: Вы с Артом открываете друг друга с лучшей стороны. Я редко вижу брата таким, как вижу его с тобой. Ты почти как я, только спокойнее. А я, безусловно, лучший человек на свете.

Тогда я смущаюсь и смеюсь: Да, солнышко, уровень шума у тебя скорее как у Ланы.

И не знаю, что ответить, тонко чувствующий Тони мою заминку безусловно ловит, у него улыбка ребенка при виде новой игрушки, была всегда и будет, наверное, до старости. Тони добавляет почти мягко: Он на самом деле жутко.. скромный. Арт. Мне иногда кажется, что все сумасбродство отошло мне. Может быть, это хорошо, нельзя же все время жить с душой нараспашку, правда? Но у него огромная душа.

И я не выдерживаю, выпаливаю вопрос, не задумываясь.

– И как ты можешь удержать что-то настолько большое в ладонях?

Тони все еще улыбается, улыбается так, будто что-то знает.

– Ты мне скажи.

Я не отмечаю момент, в который Арт звонит, это просто случается и дарит мне подобие покоя, будит меня. Все сменяется коктейлем из чувства вины, неловкости и того, как сильно я по нему скучаю, это о тепле. Я собираю его голос, это как собирать поцелуи и прикосновения кожей, это не хуже и не лучше. Тревожность, мягкая и приятная, рождается в груди и внизу живота.

Мы не говорим о многих действительно важных вещах, он привычно жалуется на Тони, Тони привычно в истерике, во всяком случае это за мое отсутствие не поменялось, Арт собирает его в кучу, хватает за шкирочку и долго трясет, во всяком случае, так это выглядит с его слов.

Я завожу ту же шарманку по новой, – Объясни своему брату, что вы стартовали с красной цветовой схемой, потому что вы были молодые и горячие, он до сих пор горяч, вам нужно было закричать о себе, это прорыв и это немножко революция, но для тридцатилетней звездочки возвращаться на сцену с розово-космической темой – это чертова дичь, я серьезно, он не Тейлор Свифт от старушки Англии, хотя я начинаю в этом сомневаться.

Арт смеется, смех у него такой же как голос, мягкий, приглашающий, – Тем более, – продолжаю я, ловлю себя на том, что улыбаюсь тоже, – Вас вообще можно оставить более, чем на пять минут? Это просто дурдом. Я четко помню, что в нашу последнюю встречу перед моим отъездом я специально для альтернативно одаренных, читать между строк – Тони, еще раз все проговариваю, он соглашается, ты с самого начала меня поддерживаешь, спасибо, и Тони громче всех визжит, что да-да-да-да, это именно то, как ему снова хочется начать собирать стадионы и ни у кого из нас не хватает сердца сказать ему, что начинать придется скорее всего с клубов, но так или иначе. ТОНИ СОГЛАШАЕТСЯ.

Арт хмыкает мне в трубку, я слышу шумы на фоне, его лицо встает перед глазами совершенно четко, это ровно то, над чем Тейт и Лана хохотали до слез: Скарлетт, детка, карие теплые глаза, темные волосы, смуглый, с фантастической улыбкой, У ТЕБЯ ЕСТЬ ТИПАЖ.

У меня есть типаж. Но для того, чтобы сравнивать Илая и Арта нужно быть полным идиотом.

Мы не произносим имя первого, все, что о нем нужно знать «Я не готова к отношениям, и я не уверена, что я буду готова, что я вообще в это верю.» Так продолжается до тех пор, пока Арт сам методично не загоняет меня в угол, вопросов много.

Один из них «Кто в тебе так болит?». Я называю его имя с трудом, через силу. К отношениям я не готова, мне больно. Вот причина. Он причина.

Когда я начинаю говорить, я не могу замолчать, и мне от себя отвратительно, мне от себя бешено. Я жду, что ему будет тоже, но он остается стоять, он остается рядом, и я помню, что это чуть больше, чем я могу пережить.