Она стояла перед открытой дверцей шкафа, на нее смотрели ряды платьев на вешалках, некоторые – одно на другом, потому что уже не было места. Донна Каран, Нью-Йорк, Ямамото, Токио, Виктор и Рольф, Амстердам, Эрме, Париж. Города, которые всегда с тобой.

Nu chto, my uvidimsja segodnja?

Пауза. Надо сначала выбрать платье, потом – подобрать слова для ответа. Сказать полное любви и сожаления «нет», чтобы оно прошло из одной трубки – в другую.

* * *

Люди, которых выносил на поверхность эскалатор эскорт-агентства, где работала Ева, были самыми разными. Помимо обычных командировочных там были и пенсионеры, и богатые наследники, и банковские клерки невысокого полета, рок-музыканты из не очень известных, был один школьный учитель, один аферист и один русский шпион. Людвиг тоже не был командированным – он даже приглашал ее домой и, судя по всему, не был женат. Она знала его уже настолько, что дала ему свой телефон, разрешила звонить напрямую. Он показался ей безобидным – извращенствовал в меру, сильно не лез, относился уважительно. И потом ему, кажется, больше всего нравилось просто быть рядом и чтобы она вела себя так, словно они давно вместе. Он был из Швейцарии – все лучше, чем немец. Дедушка – звала она его про себя.

С помощью приложения для айфона она купила билеты на поезд до Мюнхена, с досадой «прощелкала» сообщение о том, что немецкие машинисты бастуют, договоренность с профсоюзами не достигнута и возможны задержки. Задержки были – темные людские толпы выстраивались на перронах, чемоданы на колесиках и без громоздились от одного края к другому, репродуктор над станцией каркал с берлинским акцентом, призывая ждать, ждать, ждать… Один мужчина на перроне говорил, что договоренность по зарплате с машинистами достигнута, а другой доставал из кармана айфон, сверялся и качал головой: ничего не достигнуто, профсоюзы стоят на своем.

– Двадцать процентов работают, спасибо хоть на этом.

Ева кивала и вздрагивала, то ли от холода, то ли от отчаяния.

И уже потом, когда ей удалось сесть на поезд и интерсити экспресс Берлин – Мюнхен, как белый бесшумный призрак, летел через однообразные поля, оставляя за собой звенящие переезды и домики с черепичными крышами, она отдышалась и смогла прочитать эсэмэс. Затемненные стекла, анонимно белый пластик, хромовые светильники над столами – Еве раньше нравилось путешествовать в этих белых, тогда еще совсем новых экспрессах, брать такси, заселяться в гостиницу – делать все это, сохраняя анонимную значимость, оставаясь будто в прозрачной капсуле, не касаясь окружающего мира. Теперь это превратилось в осточертевшую рутину, и только время непослушно, но неизменно сжималось и разжималось – путь туда казался слишком быстрым, путь домой – слишком медленным, а немецкие поезда ходили все хуже, словно напрочь позабыв про расписание.

Она заказала еще белого вина, чуть подумав, украдкой вытащила из кармана еще таблетку успокоительного – и через два часа, когда решила перекусить в вагоне-ресторане, все вокруг было одето дымкой безразличия, мысли в голове вспыхивали неярко и мгновенно затухали. В зеркальном стекле на двери, соединяющей вагоны, она почти не узнала себя, хотя машинально поправила волосы и воротник.

Sizhu v kafe, chitaju knigu. Kak raz tu, kotoruju ty mne podaril.

За окном проносился скучный немецкий ландшафт.

Mogu ja prijti k tebe?

Daj mne nemnozhko poskuchat po tebje.

Эсэмэс ушла, и Еве вдруг подумалось, что самые волнующие их объяснения, самая пульсирующая жизнь уже давно происходит в телефоне. Они могли бы сейчас, сию минуту, услышать друг друга – но вместо этого пишут, а если бы он сейчас позвонил – она бы сбросила звонок, и он это знает.