Мэгги нахмурилась, глядя на экран. Они провели вместе полтора часа, но у нее оставался еще час до работы. Она не собиралась его отпускать, не выяснив, почему он вдруг так охладел.

«Вот здорово, кажется, я еще более одинока, чем думала. Я мертвой хваткой вцепилась в мужчину, с которым даже никогда не встречалась». Она застонала и хлопнула себя по лбу: «Прекрати это, Мэг!»

Закман. Конечно. Мне самой надо собираться на работу.


Придя к себе в редакцию, Мэгги обнаружила, что в ее кресле развалился Ник Соренсон. Он сидел, вытянув ноги, и разглядывал рисунки Зака.

От удивления она замерла на месте и уставилась на него через перегородку, которой ее маленькая кабинка отделялась от остальных.

– Что ты делаешь у меня за столом? Он улыбнулся и встал.

– Жду тебя.

– Меня?

Он передал ей какой-то листок. Мэгги взглянула на записку и сразу узнала каракули Хорхе, криминального репортера, которого она меняла, но не стала тратить время на чтение. Ник заговорил, объясняя, что в записке.

– Сегодня сыну Хорхе исполняется четырнадцать, и отпраздновать придет вся семья. Он хотел тебе позвонить, но не мог отлучиться с вечеринки. Так что теперь это твоя история.

– Если я захочу ее взять. – Она оторвала взгляд от мужественного лица Ника и вчиталась в записку.

«Полиция на пути к ларьку с бургерами на углу Бродвея и Четырнадцатой авеню. Перестрелка с колес. Деталей не знаю. Звонок только что поступил».

Мэгги подняла бровь, обдумывая сообщение. Угол Бродвея и Четырнадцатой. Это Ок-парк. Самый плохой район Сакраменто.

– Позволь предположить, – сказал Ник, – что ты хочешь взять эту историю.

Мэгги посмотрела на него, сузив глаза:

– Позволь предположить – ты единственный свободный сейчас фотограф.

Он усмехнулся, сверкнув белыми зубами на фоне дневной щетины:

– Точно. Ты что, не доверяешь мне как специалисту?

Мэгги вообще не доверяла ему в данный момент. Она глубоко вздохнула и попыталась понять, что ее так тревожит. Ник вторгся в ее личное пространство, это было самонадеянно и грубо, особенно учитывая, что он здесь совсем новичок. Но было и нечто большее. Он вел себя так, словно контролировал все и вся, контролировал даже там, где имел права не больше маленького винтика. «Кажется, он из тех, кто любит командовать», – решила Мэгги. Из тех, кто привык командовать, вроде Рока Тилмана. Но после Тима Мэгги пообещала себе, что больше никогда и никому не позволит контролировать свою жизнь. И она не собирается отступать. Любой, кто наступит ей на ногу, сразу об этом узнает.

– Только одно условие, – сказала она.

– Какое? – Ник наблюдал за ней из-под густых темных ресниц, такого прекрасного обрамления его необычных глаз. Не карие и не золотистые, что-то среднее, как черепаший панцирь.

– В следующий раз, когда тебе нужно будет меня подождать, жди у себя за столом.

Мэгги думала, что Ник ощетинится от ее жесткого тона и поставит на место. Но он в ответ только тихо хихикнул.

– Как скажешь, Мэгги.

Тон, каким он произнес ее имя, показался Мэгги странно интимным. Она чуть не потребовала, чтобы он называл ее миссис Рассел, но тут же поняла, как это было бы глупо. Все в офисе звали ее Мэгги. Миссис Рассел была ее седовласая свекровь, сейчас уже бывшая.

Ник прошел мимо Мэгги в проход между кабинками, и на мгновение она вдохнула его аромат. Лосьон после бритья, мыло, одеколон или шампунь – она точно не знала, что это было, но аромат пробудил в ней какие-то чувства и вызвал ощущение порхающих в животе бабочек.

– О боже! Только не Ник Соренсон, – пробормотала она, глядя ему вслед. – Надо думать о Джоне. О добром, нежном, сострадательном Джоне, который говорит, что отец гордился бы мной, и устраивает интересные и продуманные киберсвидания. То, что он пока не прислал мне свою фотографию, не означает, что он похож на монстра. Он просто лучше просвещен, чем остальные. И понимает, как мало значит внешность среди всего остального.