…

Совет автору-сидельцу.

Понимаете, вы пишете в вашем дневнике – я имею в виду тексты о первой отсидке – голую неприкрытую правду. Такие тексты предлагать читателю, это все равно, что кормить его сырым мясом. Да еще и подтухшим – пусть себе жрет. Я понимаю, что вы пережили. Но охотников читать отчет о правде нет. Все и так знают, что российская тюрьма и лагерь – это ад на земле, причем ад особенный, национальный.

Литература начинается там, где реальное зверство заканчивается. В тексте – все более или менее наоборот, как в лубке. Бык свежует мясника. Мыши хоронят кота.

Почему удался Дон Кихот? Потому что он смешон, неловок, он идиот. Так же как и князь Мышкин. Почему хороши Ставрогин и Онегин? Потому что они убийцы и мерзавцы. Так же как и Печорин. Почему невыносимо скучны Пьер и князь Андрей? Потому что они хорошие люди.

Чтобы интересно написать о тюрьме, надо поставить все с ног на голову. Надо найти в себе силы на иронию по отношению к себе и на сочувствие к последним тюремным гадам. Надо найти парадоксальные сюжеты, гротескные истории. Иначе проза будет скучной.

…

Лейтмотивы… невербальные сущности… скользят себе сквозь текст. Их трудно определить, невозможно описать… невозможно и за хвост поймать… и тем не менее именно они своим присутствием и задают тон всему массиву слов.

Массиву? Карнизу, готовому сорваться и упасть в пропасть, унося с собой и автора и его жалкие потуги… Ведь идти-то приходится по краю. Рисковать.

Нечто почти прозрачное, или призрачное.

Они – хоть и случайные гости, но хозяева рассказа. Ради них все и пишется.

Да, да – по хорошему тексту всегда бродят призраки, как ревизор по «Ревизору» или сам Царь в маске Наполеона по «Мертвым душам» в проклятой Богом тираноцентричной русской литературе.

Ну, а мы их поганой метлой…

…

Роман, написанный больше ста лет назад Фёдором Сологубом – ключик к русской жизни, к русскому человеку последующего столетия.

Гений писал: «В искусстве должна быть приподнятость».

Немцы говорят, например, так: «В этом фильме нет эспри…»

Федор Сологуб писал прекрасные стихи, в которых и приподнятости и эспри – половником хлебай. А в прозе предпочел опуститься в нижние миры полусмерти… Потому что в России ты можешь, конечно, долго себя обманывать и жить, например, в стихах Тютчева, в музыке Чайковского или Рахманинова, или в картинах Левитана или Кандинского, но потом… свинцовая мерзость отечества утянет тебя в глубину ада.

И тут уж выбора нет. Бога нет. Ничего нет, кроме нежити. Об этом роман «Мелкий бес».

А советским продолжением этого текста стала проза Хармса, наконец напечатанная на родине автора.

Романы Аксенова, Битова… – это попытка убежать от героев Хармса и Передонова или… раскрасить их внутренней свободой (самообманом раба), лирикой, интеллектуализмом, и так преодолеть этот ужас. Русскую правду. Попытка эта не удалась, и проза постаксеновская пытается нахрапом раздуть абсурд до критического, вселенского размера (Сорокин) и так взорвать этот баллон с выхлопными газами. Но и это не удается. Передонов не преодолен. А Недотыкомка все еще смотрит на мир своими тухлыми глазами…

…

Весело было. Ванька в рояль насрал.

Проговорил я это однажды по-немецки, в компании немцев.

Сказал и сам глупо рассмеялся. Потому что для меня вся Россия в этих шести словах помещается. Со всем скверным, плохим, хорошим и даже со всем русским космизмом… и русской идеалистической философией от Соловьева до Флоренского и обратно. Немцы посмотрели на меня косо. Афронт!

Что для русского здорово, то для немца карачун.

…

Начинающему литератору.

Не хотел вам это писать… Понимаете, если вы начнете сочинять – придется все остальное похерить. Ведь писанина сродни жертвоприношению.