Всех троих повели к квадратной башне. Миновав низкий арочный вход, очутились в темном коридоре. Исмен чуть не упал, споткнувшись о ступеньку. Вверх вела крутая узкая лестница. Поднявшись наверх, его впихнули в просторное помещение примерно десять на десять шагов. Узкие окошки пропускали скудный дневной свет. Привыкнув к сумраку, Исмен различил стены, грубо сложенные из булыжника. Кладку частично скрывали большие пестрые ковры. Такие же ковры устилали пол. Потолок низкий, деревянный, в темных пятнах копоти от масляных светильников. Посредине возвышался каменный трон. Два сидящих льва грозно оскалились. Между львами тумба-сиденье. Спинку представлял собой орел, расправивший крылья.

Из бокового проема появилась пожилая женщина в красивой длинной одежде: тонкий выбеленный холст расшит красными птицами и черными зверями. Лицо немолодое, строгое, с волевым взглядом. На голове высокая цилиндрическая тиара, украшенная золотыми подвесками. Она села на трон, грациозно положив ладони на головы львов.

– Ну? – громко спросила она. – По какому поводу шум? Говори, Дзерасса.

Соперница Томирис поклонилась и сказала:

– О, Справедливая Мать Растад. Все – эта смутьянка Томирис. Она провела внутрь мужчину. Ее надо наказать смертью.

– Мужчину я здесь не вижу, – осадила ее женщина. – Всего лишь отрок, в начале превращения в юношу.

– При нем оружие, – вставила одна из албан. – Акинак и горит.

– Кто он, охотник из гаргареев? – спросила женщина.

– Нет, приехал с гостями, – тихо напомнила одна из албан, наклонившись к уху Справедливой Матери Растад.

– Ах, вот оно что, – кивнула та. – Это меняет дело.

– Дозволь сказать, Справедливая Мать Растад, – попросила Томирис.

– Говори.

– Он не враг нам. Он даже не знает о племени даргов.

– Он – мужчина. Ты знаешь наши законы, – укорила ее мать Растад. – Мужчины не должны осквернять священный город.

– Но гаргареи заходят в крепость, – возразила Томирис.

– Гаргареи – наши слуги. Он – не слуга. Если бы ты его выбрала, только тогда смогла пустить в крепость, да и то – без оружия. Но тебе еще рано познавать мужчин, да и его возраст не подходит для продолжения рода.

Исмен мало понимал из разговора албан, но чувствовал, что попал в серьезную передрягу.

– Справедливая Мать Растад, я сам, без разрешения вошел через ворота, – встрял он, и тут же пожалел об этом. Десятки пар глаз, полные ненависти и презрения впились в него, словно острые стрелы. Исмен почувствовал себя точно так же, как возле похоронного кургана Скопаса, когда сидел со связанными руками и ждал страшной участи.

– Сначала ты должен спросить разрешения открыть рот, – зло сказала одна из албан.

Но Справедливая Мать, сделала чуть заметный жест рукой, и албана замолчала.

– Ты ксай? – спросила она.

– Да. Сколоты посвятили меня богу Савру.

– Тогда ты должен говорить только правду. Уста твои не должна осквернять ложь, – укорила его Растад. – Если бы ты сам, один без разрешения проник в цитадель, Томирис обязана была тебя убить на месте, ни о чем не спрашивая. Но она этого не сделала. Наоборот – встала на твою защиту.

– Справедливая Мать, зачем такая строгость? – воскликнула Томирис. – Он впервые попал в горы. Его родина далеко в степях. Откуда ему знать наши законы?

– Кругом враги. Не забывай об этом, – ответила Растад каменным голосом.

– Но на нашу долину уже лет двадцать никто не нападает, только мы делаем набеги, наводя ужас на другие народы.

– Потому и не нападают – боятся. Нельзя расслабляться. Как только потеряем бдительность, так сразу погибнем все. Тебе ясно?

– Да, Справедливая Мать.

– А теперь объясни, почему ты с ножом кинулась на сестру?