– Но, Александр, – удивился Гефестион. – Ты даже не желаешь осмотреть драгоценный трофей? Говорят, жена Дария – первая красавица Персии…

– Прекрати! – прервал его гегемон и вновь опустился на трон. – Она – хоть и женщина, но не бежала с поля боя, посему остается правительницей. Я нанесу ей визит завтра. Не могу же я появиться перед владычицей Персии грязный, нечесаный, в крови… И передай, Леоннат, пусть не горюют о Дарии. Он жив.

– Да позовите кто-нибудь лекаря, – крикнул возмущенно Гефестион. – Александр, с тебя натекла уже целая лужа крови.

Но гегемон его не слышал. Кубок выпал из руки, расплескивая вино по дорогому ковру. Голова завалилась набок. Александр потерял сознание.

Теплый вечер укрывал землю мягкими сумерками. Лагерь затихал. Где-то вдалеке светилось зарево от похоронных костров. Исмен и Томирис устроились в кругу бородатых воинов. Одни ели, другие приводили в порядок оружие и потрепанные латы. Спать воины не ложились: им скоро заступать в караул. Софит принес вареного мяса, овощей, рыбу, от которой Томирис сморщила носик. Но глаза ее вспыхнули, когда увидела небольшой медный кратер с фруктами, варенными в виноградном соке.

– Можно с вами посидеть? – Лекарь Филипп устало опустился на землю, прикрыл воспаленные глаза. – Притомился. Столько раненых… Никогда еще так много не было.

– Хочешь мяса или рыбы, – предложил ему Исмен.

– Нет, – покачал он головой. – Крови насмотрелся, меня мутит. Я сейчас чуть отдохну и продолжу осмотр. А Александру вы понравились, – улыбнулся он. – Он очень тонко чувствует людей. Не каждого приблизит к себе.

– Но мы же – враги, – возразила Томирис. – Как он может нам доверять? И откуда он знаеть, что у нас в мыслях?

– Александр прекрасно разбирается в людях, может заглянуть в каждый закоулок твоей души, выведать все твои тайные замыслы. Не верите? Я вам расскажу одну историю. Когда армия входила в город Тарс, как раз за месяц перед битвой, на пути попалась горная река. Конь Александра поскользнулся, и упал вместе с всадником в холодный поток. К вечеру у Александра открылся сильный жар. Армейские лекари умеют вынимать стрелы и прижигать раны, но они понятия не имеют, как лечить восполненное дыхание. Меня срочно вызвали из Сард. Я мчался без отдыха. Прибыл. Тут же приготовил ему лекарство. Представляете, он принял у меня чашу с лечебным питьем, а взамен протянул лист пергамента. Он пьет мое зелье, а я читаю донос его первого советника. В доносе Парменион обвиняет меня в предательстве. Якобы меня, лекаря Филиппа, за золото подкупил Дарий, чтобы отравить Александра. Я дочитал донос, а он спокойно допил лекарство. «Ты поверил Пармениону?» – в отчаянии воскликнул я. «Видишь, выпил твой яд, – ответил спокойно он. – Но и Пармениону я не имею права не верить. Он честно служил моему отцу, теперь так же честно продолжает служить мне». «Он лжет!» – закричал я. «Парменион не может лгать! – твердо поправил меня гегемон. – Парменион может ошибаться». «Почему же ты доверился мне?» И тогда гегемон ответил: «Лучше пасть жертвой заговора, чем умереть от страха и недоверия». Ох, ну, вроде бы отдохнул. Пойду, займусь ранеными.

Вслед за лекарем поднялись воины и отправились сменить своих товарищей, стоявших в карауле. У костра остались только Томирис, Исмен и Софит. Томирис толкнула локтем Исмена:

– Оружие при нас, – хлопнула она ладонью по своему акинаку. – Коней выведем потихоньку из загона.

– Вы хотите сбежать? – упавшим голосом спросил Софит.

– Хотим, – утвердительно ответила Томирис. – И ты нам в этом поможешь, – не попросила, потребовала девушка.