…С семичасовым поездом, как и обещано, приезжают Галя с тетей Варей. Во флигеле три комнаты. В одной – Алексей Саввич и Софья Михайловна, в двух других – наша семья. В первой стоит мой письменный стол, еще столик и тот самый диван, на котором маялся Глебов. Вторая служит столовой и спальней.

Тетя Варя с Галей осматриваются и тотчас начинают что-то передвигать, переставлять. И вдруг, спохватившись, Галя вынимает из сумки белый конверт:

– Это тебе от Антона Семеновича. Прости, забыла сразу отдать.

Торопливо разрываю конверт.

– Поглядите на него! Сразу видно – человек двести тысяч выиграл! – смеется тетя Варя.

– Не трогай его. Пускай читает, пока не выучит наизусть, – отвечает Галя.

Выучить легко, письмо совсем короткое:

«Здравствуй, Семен! Не спрашиваю, почему не пишешь. Знаю, ты хочешь сразу рассказать, что дело у тебя пошло. Ну что ж, я жду. И верю – ты скоро напишешь. О наших новостях тебе расскажет Галя. Крепко жму твою руку.

А. Макаренко»

Силы мои утроились: Галя и дети были со мной. Я мог за весь день ни разу не забежать домой и увидеть Галю только к вечеру, я мог не вспоминать о ней целый день, но, и не вспоминая, постоянно знал: она здесь, рядом, – и она и дети.

Костик и Леночка освоились с новым домом мгновенно. Сначала, гуляя по парку, они держались друг друга. Но скоро, к моему удивлению, впервые за всю свою короткую жизнь наши неразлучники разлучились. Слишком много оказалось вокруг соблазнов, слишком много невиданного и увлекательного, и каждый нашел для себя свои любимые тропы. С самого утра Костик неизменно держал путь к сараю, где властвовал Павел Подсолнушкин: Костику необходимо было хоть одним глазом поглядеть на Тимофея.

– Ну и парень! – восхищался Подсолнушкин. – Ни капли не трусит! Станет, ноги расставит – и вот смотрит не наглядится, как в землю врытый. Потеха!

Костик очень дружелюбно относился ко всем, но Подсолнушкин был для него самым уважаемым после Короля человеком в детском доме. Близость к Тимофею – вот что так поднимало Павла в его глазах. Костик разговаривал с Подсолнушкиным до крайности почтительно.

– Можно войти? – спрашивал он всякий раз и тихо становился в сторонке или садился на низенькую скамеечку.

Потом начинались расспросы:

– А есть у Тимофея мама? А сестричка есть? А что он ест на обед? А на ужин? Можно дать Тимофею морковку? А сколько у Тимофея зубов?

Я всякий раз старался выудить его из сарая. Он уходил со мной, но потом упорно возвращался. Павел гордился его уважением и охотно беседовал с ним на разные темы – и про Тимофея, и про то, как хорошо здесь будет летом, и как он, Павел, тогда научит Костика плавать.

А с Королем Костика связывали узы дружбы нерушимой. Король был первый, с кем познакомились дети. В кармане у Короля всегда оказывался для них сахар – Галя иной раз с некоторым испугом смотрела на эти не слишком чистые куски, но не протестовала. Притом – и это было, конечно, главное – Король был неистощим на выдумки. Он подбрасывал ребят в воздух и ловил, как это прежде делал только я. Он брал Костика на колени и легонько покачивал, приговаривая:

потом слегка подкидывал:

и в заключение:

Костик почти опрокидывался, но его тут же подхватывали сильные и ловкие руки. Я никогда не видал, чтобы Костик поморщился, – Король ни разу, даже ненароком, не рассчитав движения, не сделал ему больно. Зато визгу и веселого смеха при этом всегда бывало много. Но и это не все. Как выяснилось, Король умел показывать фокусы. Этот новоявленный талант поразил весь детский дом и совсем покорил малышей. Король брал в руки камешек, который тут же исчезал и появлялся потом у Костика за воротом. Король превосходно, артистически жонглировал палками, мячами. И по лицу его было видно, что он сам при этом испытывает истинное удовольствие.