Ряд исследователей полагает, что Русь – сокращенное скандинавское название «владений Рюрика», другие – что это слово связано с названием рюриковой родины, острова Рюген, или Ругия, где жило племя ругиев (или русиев). Так или иначе, все гипотезы сводятся не к одной, так к другой грани нормандской теории, к варягам-русам. Сама эта теория базируется на толковании содержащегося в «Повести временных лет» так называемого «Сказания о призвании варягов» в 862 году: «И сказали себе [чудь, словене и кривичи]: “Приищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву”. И пошли за море, к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются свеи, а иные норманны и англы, а еще иные готы»^>43.

Таким образом, ни словенами, населявшими новгородские земли, ни призванными ими варягами-воинами в Великом Лесу «пахнуть» не может – не их это вотчина, они уже прошли охотничье-собирательскую стадию развития, к этому времени они вовсю обрабатывают землю, занимаются разнообразными ремеслами, ведут войны и успешно торгуют с заморскими купцами. Нет в Лесу также и духа жителей града Киева, куда Вещий Олег, опекун сына погибшего Рюрика, перенес столицу государства. Славянское племя, основавшее Киев, а поэтому самое исторически известное, называлось поляне, то есть «живущие в полях». Поле – и как ровное, хорошо обозреваемое пространство, и как земля, культивируемая человеком, – практически антагонист дикого Леса. Точно так же и быт полян, их нравы, обычаи, способы выживания – совсем не такие, как у древлян, жителей лесов (древ) и дреговичей, обитателей болотистой местности.

Противостояние полян и древлян в IX – первой половине Х вв. описывает Нестор. Естественно, характеристика языческого племени (крестить древлян было сложнее всего: поди-ка, перелови их по лесам и болотам!) у летописца-христианина весьма нелестна: «А древляне жили звериным образом, по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и брака у них не было, но умыкали у воды девиц»^>44. Вторит ему и Карамзин: «Поляне были образованнее других, кротки и тихи обычаем; стыдливость украшала их жен; брак издревле считался святою обязанностию между ними; мир и целомудрие господствовали в семействах. Древляне же имели обычаи дикие, подобно зверям, с коими они жили среди лесов темных, питаясь всякою нечистотою; в распрях и ссорах убивали друг друга; не знали браков, основанных на взаимном согласии родителей и супругов, но уводили или похищали девиц»^>45.

Как мы видим, автор «Истории Государства Российского» практически цитирует Нестора, но это и немудрено, ведь к моменту написания его труда о древлянах ничего достоверного сказать уже было невозможно. Однако безоговорочно верить в этом отношении летописцам сложно, ведь сам Нестор был полянином и, конечно, превозносил свой род превыше иных славянских племен, тем более превыше супротивных обитателей Леса. Да и о какой «кротости нравов», о какой «святой обязанности брака» можно говорить вообще в те времена! Даже и в более позднюю раннехристианскую эпоху на Руси князья – и киевские, и новгородские, и все остальные – имели если и не по нескольку официальных жен, так множество наложниц. А уж жестокость, с которой кромсали и жгли «поганых», то есть язычников, не уступала инквизиторской. Вспомните сцены расправы над «идолопоклонниками» в «Андрее Рублеве» Тарковского. Думается, древляне, в свое время и в свою очередь, были уверены как раз в том, что именно поляне со словенами живут жизнью неправедной, убивают друг друга, дикари, за еду, женщин и бесполезные куски металла, в то время как Мать Земля и Великий Лес дают человеку все необходимые щедроты задаром. На самом деле и те, и другие были одним миром мазаны.