Он действительно не мог дать рыбы, после того как отказывал всем, включая даже родственников, которые буквально забрасывали его телеграммами, уверенные, что он вышел в большие начальники, сел на «хлебное» место и теперь весь свой род завалит даровой рыбой.

– Может как-нибудь… – снова начал было просить замполит, но энергично поднявшийся со стула Ратников его резко перебил.

– Пойдем отсюда. Здесь все ясно!

Презрительно сощурив глаза, подполковник вышел, пробыв в кабинете не более трех-четырех минут, не попрощавшись. В полутьме заводского двора его догнал Пырков.

– Ну, что же вы!? Надо было немного с ним поговорить, наладить отношения, тогда, может быть, он и дал бы, – разочарованно говорил замполит.

– А ну его к …! Молокосос, сука! Он же ждал, чтобы я перед ним как собака на задних лапах запрыгал. Перебьемся и без его рыбы. Подождем до весны, когда лов начнется. Посмотрим, как он запоет.

Запыхавшийся вахтер с кошелкой, из которой торчали рыбьи хвосты, догнал их уже у самой машины:

– Что так разбежались-то… не дал?

– Идет он … твой директор! – зло выматерился Ратников.

– Он такой же мой, как и твой. Я ж предупреждал. Значит, так ни одного хвоста и не дал? – удовлетворенно не то спросил, не то констатировал факт вахтер.

– Не дал… сука! – раздраженно подтвердил Ратников.

– На, вот, здесь с десяток, – вахтер с готовностью протянул кошелку.

– Спасибо Никодимыч. Сколько я тебе должен?

– Обижаешь. Летом косить буду в ваших местах. Поди, не шуганешь, по дружбе…а? – вахтер хитро рассмеялся, явно довольный исходом дела.

– Конечно, приезжай, только предупреди загодя…


– Ящик рыбы пожалел, план не выполняет… А ведь тащат у него из-под носа, почем зря. Эта вот рыба, наверняка ворованная, – подполковник презрительно покосился на подарок Никодимыча. Лучше бы пропускной режим наладил… хозяин, мать его… – даже отъехав от завода, Ратников не мог успокоиться.

– И все-таки, надо бы с ним повежливее, еще пригодится, – по-прежнему осуждал несдержанность командира Пырков.

– Еще не известно кто кому больше нужен, и ниже кланяться должен, – выразил свое мнение Ратников.

Дорога, свернув от водохранилища, шла на подъем в невысокие предгорья. Пыркова опять укачало, но Ратников уже не обращал на него внимания. Горы стали положе, дорога теперь повернула от разлившегося водохранилищем Иртыша и шла параллельно тоже разлившейся Бухтармы в сторону поселка Коммунарский, где на землях, некогда принадлежащих Кабинету Его Императорского Величества, а в 18-м году образовали свою коммуну рабочие питерского обуховского завода, сейчас размещался совхоз с символическим названием.

Обычно Ратников долго помнил зло, но если его первопричиной явилось недоразумение, здравый смысл рано или поздно торжествовал в сознании Федора Петровича. На этот раз он «остыл» довольно быстро. Не успел замполит погрузиться в очередной сон, а автомобиль миновать освещенный многочисленными фонарями гигантский глиняный карьер, из которого черпали основное сырье для цемзавода… В общем, подполковник уже жалел о случившемся на рыбзаводе, недобро поминая вахтера: «Справоцировал старый хрыч. Десять рыбин дал, а сено возами переть будет, вон у него хозяйство-то какое. И с директором из-за него конфуз получился, обидел ни за что. Может он и мужик-то неплохой». Подполковник раздраженно пнул ногой мешавшую ему кошелку.

Ратников не чувствовал тяжести вновь привалившегося к нему замполита – его опять затягивала трясина воспоминаний. Вспомнил как тяжело переживал ту первую свою крупную служебную неудачу, десять лет назад, во время стрельб на полигоне, когда ракета выпущенная его дивизионом прошла мимо учебной мишени. В тот раз стрельбу «завалил» весь полк. Ратникова наказали негласно, не отразив наказания в послужном списке, но больнее ударить можно было, разве что судом офицерской чести. Ему отказали в праве поступать в академию. Но почему командир другого дивизиона, у которого ракета вообще не сошла с пусковой, этого права не лишился, благополучно поступил, окончил и уже который год бригадой командует? Тогда Ратников не вдавался в подробности – его наказали за дело. Три года спустя, он опять пытался ухватить «жар-птицу» за хвост, поступал уже на заочное отделение (на очное вышли года). На этот раз стрельба прошла успешно, и дивизион занял первое место в полку по итогам соц-соревнования. И вступительные экзамены он сдал… но не прошел по конкурсу «личных дел», придрались к задержанному на девять месяцев майорскому званию. И опять некоторые другие поступили, несмотря на такие же и даже худшие экзаменационные оценки и задержки в званиях. Никакого чуда – все они, или имели «лапы», или умели в нее «давать», или еще что-то, а конкурсный отбор в академию никогда не определялся набранными экзаменационными баллами.