Поэтому и отмалчивалась. Трогать себя. Чтоб проверить, насколько хантеры – звери, не разрешала.
Да, собственно, никто и не предлагал особо.
Лиса видела во взглядах зависть, чувствовала всей кожей злобу. И так одинокая после смерти Ненни, она еще больше замкнулась. И только лелеяла мечту, что братья не обманут. Вернутся.
А там… Да будь что будет. Зиму еще пережить надо.
И вот теперь, услышав, что хантеры в общине, она сорвалась с места, в чем была. Измазанная землей, в грязном платье, с непонятно чем на голове.
- Где тебя носит, тварь? – зарычал на нее Дэниэл, едва Лиса зашла в дом, - живо наверх! Они уже спрашивали.
Лиса, не глядя на его красную рожу, рванула по лестнице вверх.
И не успела даже дверь открыть, как ее распахнули с той стороны, и на девушку буквально обрушились такие сладкие, возбуждающие запахи, которые часто во сне ощущала: табак, чистая мужская кожа, немного спирт. И какао. Какао!
Том, подхвативший ее с порога на руки, молча уткнулся носом в шею, жадно вдыхая аромат ее тела, торопливо разматывая серый платок с головы, распуская волосы, с наслаждением зарываясь в них пальцами.
- Кааайф… - захрипел он, продолжая жадно трогать ее, и Лиса чувствовала себя послушной куклой, которую вертят, крутят, изгибают. Снимают одежду. Быстро, рывками, без особых церемоний. – Вкусная, черт, такая вкусная, еще лучше, чем в прошлый раз…
- Да ты охерел, мудило, - за спиной брата торопливо вставал из-за стола Ченни, откладывая в сторону какой-то сверток и убирая с пути кружку с дымящимся напитком, запаха которого Лиса не ощущала уже лет десять, - да ну договорились же, сначала хоть накормим…
- Нахер, - отрывисто бросил Том, не оборачиваясь и продолжая свою разрушительную деятельность по истреблению одежды Лисы, - потом, не могу ждать. Малыш, - он оторвался от нее, провел пальцами по послушно откинувшемуся лицу, сглатывая и темнея взглядом еще больше, - как ты тут? Скучала?
- Да… - Лиса не слышала своего голоса, поглощенная водоворотом, в который ее утянули мгновенно руки Тома. Сердце билось в груди с такой бешеной силой, что отдавалось болью в горле, мешало говорить.
- Моя ты хорошая… А уж как мы-то скучали… Пойдем, малыш, пойдем… Сил нет…
Лиса не смогла ничего больше ответить, потому что ураган подхватил и понес в глубь комнаты, на большую, застеленную мягким покрывалом, лежанку. Она не могла остановить это, потому только цеплялась за плечи мужчины, и не отрывала от него взгляда, не могла насмотреться. Он не поменялся за эти две недели. Только загара чуть-чуть прибавилось, кажется. И небольшой синяк на скуле.
- Твою мать, дурак нетерпеливый, - голос Ченни раздался уже за ее спиной, а руки, сильные, опытные, вытащили из объятий Тома и усадили на жесткие колени. Прижали к голой груди, обожгли жадным прикосновением.
Оказывается, Ченни уже успел снять майку и сесть на лежанку. И теперь, усадив Лису на колени спиной к себе, прижался сразу всем телом, обнимая, обволакивая собой, жарко зацеловывая плечи, шею, разворачивая к себе за подбородок, чтоб заглянуть в уже подернутые дымкой желания глаза.
- Мы тоже, так скучали, лисичка, - прошептал он перед тем, как поцеловать. Жадно, влажно и глубоко. Сразу отнимая у девушки последние силы. Она только слабо застонала ему в губы, немного прогнулась и задрожала, потому что рот Тома как раз нашел ее грудь. Это было до того сладко, до того будоражило, что Лисе казалось, будто ее заматывают в кокон, паутину, мягкую, но очень крепкую. Не вырваться, даже если и захочешь. А она и не хотела.
Не хотела.