Медведь подумал о том, что этот идиот не знает своего имени, что подтверждало теориюо древнем, который совсем недавно пробудился. Ибо просыпаясь, древние не то, что имени своего не помнят, они и себя забывают. Через некоторое время могут что-то вспомнить, но это лишь обрывки и не всегда в тех обрывках их паспортные данные.

В подземельях Большой Столицы, да и поддругимигородамии даже сёлами, а то и под руинами древних цивилизаций находится много гробов со спящими упырями. О некоторых даже Лучезар Исследователь и исследователи Бабьей Избы ничего не ведают. Есть такие хранилища, которые закрыты толстыми, со странным механизмом дверьми, иоткрыть их сегодняшний человек даже колдовскими рунами не может. А есть такие, в которые ходы ещё не нашли, да и сами хранилища не нашли так же. Сам Лучезар об том говорил.

От Скомороха повеяло диким раздражением, и Медведь прервал свои размышления и решил спасти жизнь недоноска.

Кощей уже собирался схватить мальца за широкий ворот свитера, который был ему таким большим, что упырь вот-вот и захлебнётся в нём, но Сила протянул руку и положил ладонь парню на голову.

– Будешь Апанас, – сказал он.

Удивил. Кощей сделал такое выражение на лице, что Сила понял: имечко так себе. Однако отступать было бы трусостью. Ежели озвучил, значит, так и должно быть!

– Соглашайся на Дурака, – произнёс Скоморох, придя в себя. Потом покривился. – Это лучше, чем быть гнилым фруктом… Ананас.

– Ананас – многолетнеетравянистое растение, вид рода Ананассемейства Бромелиевые. Ананас настоящий представлен в культуре многочисленным разнообразием сортов по всем тропическим странам земного шара.

– Апанас от Афанасий, – рыкнул на Кощея Медведь, тот скривил морду снова, мол, итак знаю. Затем открыл рот, чтобы что-то сказать, но не успел.

– Афанасий – от греческого бессмертный… – проговорил, словно статист, упырёнок и вдруг засиял пуще прежнего, будто резко включённая лампочка. – Апанас! Апанас! – закричал он от радости и похлопал гордо ладонями себя по груди, а потом посмотрел на Ворону так, будто выиграл в очень сложной игре, одержав труднейшую за всю историю этой игры победу.

– Ворона! – крикнула она ему в лицо и тоже ударила себя по груди. – Ворона!

– Апанас!

– Ворона!

– Апанас!

– Ворона!..

– Рты закрыли! – гаркнул Медведь и сильнее ударил коней. Мимо проезжавший одинокий путник при выкрике Могильщика косо посмотрел на них, прищурился и, не останавливаясь, поехал дальше, тут же потеряв к ним интерес.

Когда до окраины моста оставалось несколько метров, Сила вдруг спросил, уж больно не давало ему покоя то, что пацан говорил странными словами, будто и правда вычитывая информацию из энциклопедии. Ему хотелось знать, откуда парнишка.

– Апанас, – позвал Сила, и упырёнок тут же повернул к нему голову, выпрямившись ещё больше, хотя куда уж сильнее, итак сидел, как будто кол проглотил. Засиял жуткой улыбкой, засверкал алыми, будто две лампочки, глазами. Ворона зарычала. – Лет тебе сколько?

На мгновение Апанас задумался, а Ворона тут же заговорила.

– Две… Две… Ворона две…

– Тебе тридцать четыре же. Каких две, – буркнул Медведь.

– Две тысьци… И тридцать четыре.

– Чего?

– Две тысьци тридцать… тридцать цетыре, – повторила Ворона. Сила некоторое время смотрел на упырку, ровным счётом ничего не понимая, а затем натянул поводья.

– Сколько? – вопросил Кощей, придвигаясь к Вороне ближе, в попытке заглянуть ей в лицо через смирно сидящего между ними Апанаса.

– Две тысяцы и тридцать четыре, – повторила она с жутким выражением на лице, а потом выпучила глаза так, что они чуть из орбит не вылезли. – Ворона долгая. Ворона дочка… Ворона… – потом насупилась, пытаясь что-то сказать ещё или же вспомнить.