– Стоп! – закричала я. – Эй, перестаньте орать!

За моим криком последовало удивленное молчание. Вероятно, все забыли, что я тоже была в комнатке.

– Пожалуйста. – Я встала и взяла женщину за руки. – Мы приехали сюда за Джумой. Вы ведь хотели этого, правда? Вот почему Габриель и Мо собирались приехать сюда. Чтобы забрать его в Ванзу. Если вы передумали, то просто скажите, и мы уедем.

Она не понимала моих слов, но посмотрела на наши соединенные руки, и на них упали ее крупные слезы.

– Джума, – проговорила она, и ее горло задергалось в конвульсиях. После этого она заговорила так, словно слова долго копились в ней, и теперь она не могла остановиться. Она крепко держала меня за руки и рыдала. И рыдала.

– Джек?

Он повернул ко мне лицо, и я увидела в его глазах мучительное уныние.

– Пойдем. – Он оттащил меня от нее, схватив за запястье. – Нам тут нечего делать. – Он вывел меня на улицу, и мы прошли мимо собравшейся толпы к машине.

– Что она сказала? – спросила я.

– Садись. – Он уже заводил двигатель.

– Не сяду, пока ты не объяснишь, что произошло в хижине.

– Садись в машину, Родел, – зарычал он. У него ходили желваки, и он смотрел прямо перед собой, не удостаивая меня взглядом. Теперь это был тот Джек, которого я увидела в тот первый раз на террасе – жесткий, отрешенный, упрямый.

– Я даже не пошевелюсь, пока ты мне не ответишь.

– Ты действительно хочешь знать? Что ж, ладно. – Он ударил по рулю обеими руками. – Они продали его, Родел. Они продали Джуму. Они собирались отдать его Габриелю в обмен на какие-то нужные вещи, но, когда Габриель и Мо не приехали, они продали его кому-то еще. Джума пропал.

– Куда пропал? Как это они его продали? Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду, что они его продали, потому что им надо кормить слишком много ртов. Два малыша в доме, а трое детей работают в поле. Родители пожертвовали одним ребенком, чтобы выжили остальные. Они купили семена для фермы, выводок цыплят и достаточно еды, чтобы продержаться какое-то время.

– Понятно, – сказала я, хотя услышанное меня потрясло. Я многое видела, когда мы ездили всей семьей по разным странам. Много хорошего и много плохого. – Ужасно, что его родители были вынуждены пойти на такое, но ведь Джума попал в хорошую семью, правда? Наверняка они хотели его взять, раз приехали сюда за ним?

– Джума – альбинос. – Джек все еще бурлил, но только не от ярости, а от огорчения. Он ронял слова, словно не мог их терпеть. – Мертвый он стоит дороже живого. За альбиносами тут охотятся ради их частей тела, потому что местные верят, что они содержат магическую силу. Знахари делают из них талисманы: из зубов, глаз, внутренних органов. Рыбаки плетут из волос альбиноса сети в уверенности, что в них попадется больше рыбы. Политики, чтобы выиграть выборы, нанимают охотников за альбиносами, этим нужны разные части тела и кровь. Богатые покупатели платят за них большие деньги. Три тысячи долларов за руку или ногу. Пятьдесят тысяч за все тело, может, и больше. – Джек посмотрел на меня впервые после того, как вытащил меня из хижины. Так что нет. Джума не попал в хорошую семью, потому что его уже нет в живых.

Его слова стали для меня жутким шоком. Вообще-то, я знала, что альбиносы тут в опасности, но полагала, что их просто обижают, изгоняют, бьют. Я не могла и предположить такой ужас, как хладнокровное убийство из суеверия и ради наживы.

«Некоторые вещи лучше не вытаскивать на свет, лучше оставить их в темноте, где им и место», – вспомнились мне слова Джека.

Вот от чего он пытался меня оградить. Я думала, что справлюсь с чем угодно. Я большая девочка. Жила в большом мире. Но в тот момент, на голой площадке Бараки, под обжигающими лучами солнца у меня закружилась голова, я почувствовала себя маленькой – мне стало плохо при мысли о разрубленном на куски маленьком мальчике, преданном собственными родителями. Я заковыляла к ближайшей хижине, радуясь ее темной тени, отгородившей меня от деревенских.