– Ну слава богу, что не черный сталкер! Вот и познакомились, – добродушно кивнул Семен Тимофеевич. – Давай-ка еще выпей, но всю кружку до дна, залпом.

Был он в мягкой клетчатой рубахе и безрукавке на меху. Типичный лесной дед, крепкий, как дуб. Отшельник, только стриженный под армейца. На висках – седина.

Памятуя, что первый раз помогло, Костя проглотил жидкость, похожую на кефир, и через мгновение ему вообще стало хорошо, тяжесть и боль отступили, хоть танцуй. Он снова провалился в странное состояние небытия, но вскоре очнулся и даже попытался встать.

– Лежи, лежи, – предупредил Семен Тимофеевич, возясь с русской печью, и поставил перед топчаном таз из-под рукомойника, – сейчас тебя тошнить начнет.

И действительно, не успел он произнести фразу, как Костю вырвало.

– Что это? – стонал он, качаясь над тазом, в котором среди сгустков крови копошились какие-то червяки. Косте показалось, что они с удовольствием пожирали эти самые сгустки.

– Это твое спасение, – пояснил Семен Тимофеевич. – А теперь ложись и спи.

– А что у меня было? – спросил Костя.

– Кровотечение, паря. Кровотечение в животе.

– А что это за червячки?

– Это все Зона. Считай, что она тебе помогла.

Зона, с теплотой подумал Костя Сабуров, не успев удивиться и принимая происходящее как должное или как продолжение событий с немцами. Та самая. Таинственная и загадочная. Я и не мечтал в нее попадать.

– Откуда ты такой? – спросил Семен Тимофеевич.

Сквозь наваливающийся сон Костя пробормотал:

– Тележурналист… из Москвы… «Рен-тиви»…

– Ишь ты? – удивился Семен Тимофеевич. – Ну спи, спи, – и укрыл его рукодельным одеялом из разноцветных лоскутков. – Х-х-х… журналист… «Рен-тиви»… а я думал, черный сталкер… Бывает же…

Потом он поставил вариться картошку, сходил на огород за зеленью. И все поглядывал в окно, явно кого-то ожидая.

Его разбудили громкие голоса и шаги.

– Ну, что скажешь? – говорил кто-то уверенно, как обычно говорят командиры крупных соединений, люди, обладающие харизмой.

– Так-к-к… чего?.. – осуждающе хмыкнул Семен Тимофеевич, – я ведь вас третью неделю жду. – Все гляделки выглядел, – и кивнул в сторону окна.

– Не могли мы раньше, понимаешь? Дела были, отец, дела…

– Все, – развел руками Семен Тимофеевич, – ситуация изменилась.

– Что значит, «все»? – спросил все тот же человек, усаживаясь на лавку, которая тяжело заскрипела под ним.

– Я туда давеча хаживал, Калита, – словно извиняясь, вздохнул Семен Тимофеевич. – Закрылась Дыра. Закрылась.

Он так и сказал: Дыра! Костя сразу понял, что о таком говорят только с придыханием и с заглавной буквы, и никак по-другому.

Он лежал за печкой, в закутке, за ситцевой занавеской. На ее поверхности отражались тени нескольких высоких и плечистых людей, которые, рассаживаясь вокруг стола, бряцали оружием, топали сапогами и громогласно разговаривали. Травили анекдоты – в основном, о хитром черном сталкере, который выходил сухим из воды в любой ситуации. В ходу были выражения «ложка черного сталкера», «знак черного сталкера», «фляжка черного сталкера».

– Ну что, давай тогда карту?! – предложил Калита.

– Сейчас, – отозвался Семен Тимофеевич.

– А кто у тебя здесь? – спросил кто-то и отдернул занавеску. – «Турист»?

Костя невольно приподнялся. Вошедшие уставились на него так, словно он был инопланетянином. В избе повисла тишина.

– Журналист, – ответил Семен Тимофеевич так, словно нашел не человека, а щенка. – На болоте лежал.

– Я же говорю, «турист», – бросил кто-то.

– Так это из-за тебя сегодня сыр-бор? – спросил Калита, с любопытством глядя на Костю. – Все КПП на уши поставлены. БЛА