– Папа, смотри, вон там полоса! – закричал я в восторге оттого, что первый увидел, где находится ВПП (взлётно-посадочная полоса).

– Стой тихо и не мешай папе работать, он всё видит, – сказал спокойно бортмеханик. (На самолётах Ту-104 были именно бортмеханики, а вот уже на Ту-154 летали бортинженеры). Я тогда подумал: “Как же он может видеть, если смотрит на приборы, а не в окно?”.

Эта картинка так и осталась в моей памяти на всю жизнь, но к выбору профессии она не имеет никакого отношения. Был другой случай, когда я в возрасте двадцати лет также находился в кабине самолёта во время взлёта, да и всего полёта в целом, правда, не с отцом. Именно тот полёт и сыграл ключевую роль в моей судьбе. Да и мои дети – и сын, и дочь решили стать пилотами после того, как пролетели со мной в кабине. Бывало, я просил поставить меня тем рейсом, которым они летели на отдых, таким же образом я вывозил их обратно. Спасибо командованию, что они, хоть и косвенно, но повлияли на выбор профессии моего сына.

***

Отец родился в 1932 году, он был моложе мамы на один год, в деревне Петровка, Татарская Автономная Советская Социалистическая Республика (с 30 августа 1990 года Республика Татарстан). Затем его большая семья, а это шесть братьев и две сестры, перебралась в Уфу. Там он впервые и увидел самолёты.

Учился в школе рабочей молодёжи, работал токарем на заводе и записался в аэроклуб, где влюбился в небо и самолёты на всю жизнь. Когда уходил на пенсию, а его списала медицинская комиссия по зрению, так ещё полгода переживал до слёз.

Он очень любил профессию пилота и гордился ей, но никогда не идеализировал. Всегда тщательно собирался на вылет: свежая белоснежная рубашка, отглаженный костюм и до блеска начищенные ботинки. При этом говорил, что пошёл именно на работу, а не что куда-то полетел. А о том, куда он летал, мы узнавали по привезенным продуктам. Если рыба, значит, на восток, если фрукты – юг.

Это сейчас пилоты летают с одним кейсом, а в те года брали целые коробки и сумки. Я тоже не стал исключением и порой привозил по десять и более коробок фруктов и прочей снеди для семьи и родственников, поскольку в то время в магазинах был весьма скромный ассортимент, а то и вовсе ничего, в полном смысле этого слова.

Опрятный внешний вид и уважение к лётной форме я перенял от отца, а уже, видимо, от меня эта традиция перешла и к сыну.

Отец был очень дисциплинированным и ответственным человеком, и это качество заметил его инструктор в аэроклубе. “Витя, – говорил он. – Ты должен продолжить учёбу в военном училище. Из тебя выйдет отличный военный лётчик”. А после одного случая и вовсе стал относиться к нему, как к родному.

Это произошло при выполнении очередного учебного полёта на самолёте УТ-2. У них отказал двигатель, и инструктор приказал отцу прыгать с парашютом. Но отец понимал, что, если выпрыгнет, у самолёта нарушится центровка, и инструктору будет весьма сложно спланировать. Ведь на самолёте УТ-2 при полётах без курсанта или инструктора в кабину одного из лётчиков клали мешок с песком для лучшей центровки.

Отец остался в кабине, и инструктор благополучно посадил машину. С тех пор отец часто бывал у него в гостях, пили чай и всё больше говорили о военной авиации. Но у отца была другая мечта. Он грезил полярной авиацией.

И вот, спустя несколько лет, работая пилотом, он переучился на Ил-14, ввёлся командиром воздушного судна и написал в министерство прошение направить его в полярную авиацию. Но по воле судьбы положительный ответ до него не дошёл. Когда он узнал об этом, было слишком поздно. Так он и остался летать в Новосибирске на Ил-14, а впоследствии на Ту-104 и Ту-154.