Иван внимал каждому слову Ведуньи. А та, удостоверившись, что Царевич верно всё понимает продолжила:

– Вернее всего, без шума, в сад можно проникнуть из горницы Елены. Но горницу ты сам должен отыскать. У Елены Прекрасной есть сосуды с живой и мёртвой водой. Для человеческого глазу они не приметны. Коль узришь их – прихвати. Они тебе службу сослужат в своё время.

– Благодарствую, Ягинюшка. Не подскажешь ли мне где спутника верного сыскать? Боюсь мой конь не доберётся до места. Уж больно немощен.

– Верно мыслишь Иван, царский сын. Не доберёшься до места на коне своём. Есть у меня верный помощник. Бери, коли поймаешь. Только коняку своего мне оставь.

С этими словами Яга открыла погреб, вынула оттуда сокола, да и выпустила его в окно. Иван кинулся вслед за птицей. Бежит, под ноги не смотрит. Уж почти нагнал, как вдруг ноги его в чём-то увязли. Глядь, оказывается он в болото угодил. Вынул Царевич из заплечного мешка кисетик с землёй, что из дому прихватил. Сыплет перед собой и приговаривает:

– Мать сыра-земля, помоги, будь добра. Выстели дороженьку, чтобы я мог болото перейти и ног не замочить.

Тут же перед Иваном дорога образовалась. Побежал он по дороге, нагнал сокола. Развязал кушак, накинул на птицу. Изловил и оседлал. Взвился сокол под облака и понес Ивана за семь морей глубоких и семьдесят гор высоких, во владения Елены Прекрасной.

Пролетели они над морями и горами. Миновали города и веси. Разменяли не одну версту. И вот, открылась глазам Ивановым картина дивная. Промеж гор расположился сад дивной красоты. Растут в нём деревья диковинные, цветут цветы невиданные. А вокруг сада семь церквей стоят. Золотые купола в небеса упираются. На колокольнях колокола серебряные размером с добрую хату. От колоколов шнуры золочёные через весь сад тянутся.

В самом центре сада терем возвышается. Весь узорами резными украшен. Ставенки на окнах цветами разрисованы. И так искусно тот терем срублен, что создаётся впечатление будто над землёй он парит.

Приземлился сокол рядом с крылечком высоким, резным. Да так ловко, что ни одного шнура не задел. Иван спрыгнул на ступени и в терем направился. Дверь входную тихохонько отворил и внутрь вошёл. Видит Царевич залу большую, а в залу эту три двери выходят. Заглянул Иван в одну дверь. Спит там девица. Лик свет лунный отражает, нос точёный, брови соболиные вразлёт. Коса, цвета самой тёмной ночи, по полу стелется. Прислушался Иван к сердцу своему. Молчит оно. Знать не Елена это, как бы ни была красива.

Притворил он дверь аккуратно и во вторую горницу сунулся. И здесь девица спит. На лике лучи солнечные играют. На щеках румянец, цвета алой зари. Коса русая пол горницы устлала. Мила девица Ивану, да вот только сердце молчит. Знать и эта красавица не Елена. Вышел Иван из горницы и направился в третью.

Отворил дверь и тут же сердце бешено в груди заколотилось. На возвышении, в перинах на лебяжьем пуху спала девица. Лик, как цвет лазоревый. Брови – крылья птицы небесной. Губы как маков цвет. Дыхание – дуновение свежего ветерка после ливня. Косы – самый нежный шёлк. И так она прекрасна, что красотой своей свет божий затмевает.

Иван огляделся кругом. Вот выход в сад. Направился к нему и увидел на столике резном предметы непонятного назначения. Тонкий, высокий сосуд из самой обыкновенной глины. А рядом приземистый бочоночек в виде черепа, так же из глины сработанный. Смекнул Иван, что должно быть это живая и мёртвая вода. Сложил сосуды в заплечный мешок. Только собрался уж за яблоками в сад, как услышал за спиной тихий вздох. Оглянулся и не смог глаз отвесть. Елена повернулась во сне. Волосы упали на лицо девицы. Не удержался Иван и подошёл, чтобы косы девичьи поправить. Елена крепко спала и чему-то улыбалась во сне. Губы раскрылись и стали такими манящими. Иван и сам не заметил, как наклонился и сорвал поцелуй с алых губ. Уста девичьи были сладки как мёд. Царевич с трудом оторвался от них и отправился в сад.