Я успел выпить чашку чая с бергамотом и прочитать рубрику спортивных новостей в Известиях, когда, наконец, Александр Ильич пришёл в себя.

– Знаете, Серёжа, я никогда не думал, что человек, которому ты на протяжении пяти лет отдавал все свои знания, может быть настолько неблагодарной сволочью. М-да, сколько лет живу, а не перестаю удивляться на людей. Но вы-то, вы, Серёжа, надеюсь не оставите старика в трудную минуту. Ведь впереди у нас большие открытия, и уже останавливаться, мы просто с вами не имеем права. Надеюсь, вы чётко понимаете, что если не мы, то возможно, в ближайшее время у человечества не будет возможности услышать прошлое.

Наша с вами задача сделать открытия на просторах исторических артефактов. Возможно, это сильно звучит, но поверьте, это соответствует действительности. Знаете, мне кажется, что мы с вами справимся. Не нужен нам никакой Голшевский.

Через полчаса мы уже подходили к Московскому педагогическому университету.

Ступая по мраморным полам учебного заведения, профессор преобразился. Это уже был не тот сумасшедший старик, которого я встретил в кафе. Сутулая спина его выпрямилась. Глаза уже не смотрели под ноги, а свысока, с чувством достоинства осматривали родные стены Alma mater. Только, потёртые башмаки выдавали старика-книгочея. Они безжалостно скребли своей подошвой мраморные полы университета, спотыкались о пересохший паркет аудиторий и издавали противный шаркающий звук.

– Вот здесь у нас лаборатории, сюда мы обязательно потом зайдём. А вот здесь будем делать свои открытия, – подходя к массивной дубовой двери, сказал Александр Ильич. Здесь находится подвал нашего института. Когда мы спустились по ступенькам, я осмотрелся. Местами, штукатурка со стен подвала осыпалась, и на каменном основании сводов проступила сырость.

– Идите за мной, здесь нам делать нечего. Здесь достаточно сухая часть подвала, а нам это неинтересно, – шёпотом сказал профессор.

Воздух был спёртым, и дышать по мере удаления от входа становилось все сложнее и сложнее. Земляные полы были под наклоном и вели вглубь подземелья. Впереди шел профессор и освещал коридор, а за ним, стараясь не отставать, следовал я, неся портфель профессора.

Мы продвигались почти в темноте. Фонари освещали путь только на два шага вперед. Каждый раз, ныряя под очередную арку проёма, профессор рассматривал стены подвала, но то, что он там видел, его не устраивало.

– Даже трудно представить себе, откуда это здесь, – поднимая с земли чугунный утюг, сказал вдруг профессор. – Но меня это радует, даже очень. Хотя я и не вижу пока то, что мы ищем, но внутренний голос говорит что мы на верном пути.

– А что же мы ищем, профессор? Пока кроме мусора я здесь ничего не увидел. А если, как вы говорили, мы ищем плесень, то стены и полы абсолютно чисты. Её нет здесь, профессор.

– Заблуждаетесь, молодой человек. То, что нам нужно, это совсем невидимый человеческому глазу мицелий плесени, то есть по-русски сказать, грибница. Чаще всего мы видим чёрный налёт на предметах гниения, но вот грибница и есть предмет наших поисков.

Она существует буквально везде, но здесь она обосновалась довольно давно и можно сказать, практически в идеальных условиях, тем она нам и интересна.

Наконец мы уперлись в большую кованую решетку, с трудом отворив которую оказались в небольшом помещении, ничем впрочем, не отличающимся от всего подвала. Та же грязь, что и везде, тяжелые куполообразные своды потолка и арки дверного проема. Профессор подошел и тихо, с непонятной радостью, сказал:

– Это то, что нам надо. Только не шуметь, не шуметь. Умоляю вас.