Утром Келлан проснулся от шороха.

– Доброе утро! – сказал он.

– Доброе утро! – хором ответили Пилиб и Файона.

Файона копошилась в мешке и пыталась там что-то найти.

– Ноги замерзли… – первое, что произнесла Триста, проснувшись.

– Погоди немного, – ответила старушка, – вот, держите! – она протянула большой кусок звериной шкуры.

Келлан взял его и посмотрел удивленно: что за чудо-мешок?

– Спасибо, – сказал он.

– Не надо благодарить, если мы можем помочь чем-то, то мы только рады. Скоро станет холоднее, а вы совсем легко одеты.

Келлан достал свой клинок и разрезал шкуру пополам, одну из частей отдав Тристе.

– Я совсем не думал об этом, когда отправлялся в путь. Куда вы пойдете? – спросил он.

– Еще не знаем, – отвечал Пилиб, – возможно, на север.

– Тогда ступайте в места, что зовутся Эмайн Маха. Там мой дом и мое племя. Я ручаюсь, что в Эмайн Махе вам предоставят кров и пищу, и вам больше не нужно будет скитаться.

Пилиб опешил.

– Не знаю, как и благодарить тебя!

– Единственное, о чем вас попрошу, – продолжал мальчик, – скажите моему отцу, его имя Бреннус, он вождь в моем племени, что вы встретили меня и со мной все в порядке, что я цел и невредим. Скажите, что я на пути к своей цели и ничуть не сомневаюсь, что достигну ее. – Мы передадим твое послание, можешь быть уверен! – твердо объявил Пилиб, вскидывая мешок на плечо.

– Ой, постой! – спохватилась Файона. – Вот еще что! – она достала хлеб и воду. – Постарайтесь есть понемногу, чтоб хватило на дольше.

– Спасибо! – ответили Келлан и Триста.

– Надеюсь, ты доберешься до реки и вернешься домой, тогда мы снова увидимся, – сказал Пилиб, – а сейчас прощайте!

– Прощайте! – сказала Триста.

Пилиб и Файона отправились на север, а Келлан и Триста накинули на себя подаренные меховые накидки и продолжили путь на юг.

Погода менялась молниеносно. Вроде бы с утра шел проливной дождь, который искупал путников, изливая обильные потоки воды и промочив их до нитки, то вдруг к полудню выйдет солнышко и заставит улыбнуться, глядя на переливающиеся, нежащиеся в лучах луга. В местах просторных и лишенных деревьев становилось как-то неуютно и скверно, тишина словно окутывала и давила. В такие дни Келлан и Триста не решались разговаривать, а шли молча. Каждый думал о своем и боялся нарушить глухое безмолвие.

Тем временем, как Келлан и Триста старались беречь еду и воду, Элба ни в чем себе не отказывал, так как вокруг для него всегда была еда – вечнозеленые трава и листья на деревьях, несмотря на то, что пришла зима, были для него и завтраком, и обедом, и ужином. Онгхус, как обычно, отлучался на охоту и возвращался сытый и довольный. Когда выпадал снег, Келлан ловил снежинки, и они таяли в теплоте его ладоней. Триста глядела на него, словно на сумасшедшего. Зиму она не любила, ей по душе скорее было жаркое лето, когда можно было улечься на нагревшейся за день травке и проспать всю ночь, а на утро проснуться только потому, что выспался, а не от того, что замерзли ноги.

Келлан покрыл спину Элбы шерстяным покрывалом под седлом, чтоб ему было теплее. Путники пробирались через густой, темный лес. Элба спотыкался о камни и торчащие корни под его копытами и от того шумно вздыхал. Был день, но здесь в лесу казалось, наступили сумерки и вот-вот опустится ночь. Келлан слез с коня и, взяв его за хомут, вел, чтоб немного облегчить его ход. Уже явно истекал день, а конца леса не было видно. Келлан уже начал заметно волноваться. В его голову даже приходила мысль, не заблудились ли они? Но он быстро отмахнул от себя такой вариант. Куда ни глянь – темнота. Триста ерзала в седле и вся словно сжималась, высокие деревья будто надвигались на них, и такого жуткого леса они еще не встречали за весь свой путь. Шорохи заставляли вздрагивать и оглядываться, но, как ни всматривайся, видно ничего не было. Стало заметно, что почва под ногами клонилась вверх, и становилось труднее идти. Туман, достающий до самой макушки Элбы, еще сильней усугублял положение.