Мне посчастливилось услышать данное предупреждение…

Тут ведь как? Если мы ругаемся скверными словами, то этим как-бы молимся дьяволу и бесам. А они, чтобы заполучить нас себе, создают видимость эффекта от этих слов, и тем самым завлекают нас к себе. А когда уже достаточно крепко уцепятся за душу, вот тут-то и появляются разные «барабашки да домовые!» Вот вам и причина. Не внешние эти «ребята», но внутренние. В человеке живут! И бесполезно тут пытаться от них избавиться переездом на новое место, – с вами вместе и переедут, и поселятся рядышком, и продолжат свое гнусное дело….

Один здесь рецепт, чтобы от них избавиться – это я уже как священник говорю: «идти в церковь и каяться в грехах».


Свеча

Андрей сидел на обочине дороги, устало опустив руки на колени. День близился к вечеру. Машина не заводилась, и он не знал, попадёт ли сегодня домой. Мимо изредка проносились грузовики, но он уже перестал обращать на них внимание; ещё днём пробовал голосовать, но водители игнорировали его призывы о помощи, проезжали мимо не останавливаясь. Подставив лицо ласковым, тёплым лучам заходящего солнца, он с грустью вспоминал сегодняшнее утро, и в сотый раз пожалел, что забыл взять с собой телефон.

Солнце уже касалось верхушек деревьев и потянуло прохладой. В нескольких метрах от дороги он ещё днём приметил небольшой ручеёк, притаившийся в траве, и решил помыть руки. Погрузив руки в прохладные струи, он вдруг услышал позади себя скрип тормозов.

«Неужели помогут?» – подумал он.

Из машины вышел священник. Был он не молод, седая борода обрамляла лицо. В лучах выглядывающего из-за леса солнца, сверкнул крест на груди:

– Чем могу помочь? – спросил батюшка, – а то я ещё днём заприметил вашу машину: возвращаюсь, а вы ещё здесь.

– На буксир бы надо, а до дома полтораста километров, кто согласится? – объяснил Андрей, выбираясь на дорогу.

Священник глянул на часы:

– Полтораста, – конечно много, а вот пяток, пожалуй, могу, – живу тут недалеко, у меня и заночуешь, а утром что-нибудь придумаем.

Андрей засуетился, думая про себя: «Правильно говорят, что мир не без добрых людей!», быстро подцепил свою машину к батюшкиному уазику, и они покатили в сторону от шоссе полевой дорогой.

В Бога Андрей никогда не верил. Он аргументировал свое неверие простым и конкретным вопросом: «Разве его кто-то видел? И сам себе же отвечал: «Никто! А, стало быть, – всё это выдумки, и – точка!» Не было для него Бога, и сомнений по этому поводу не было тоже. Все просто и конкретно:

«по-нашенски, по-рабочему!»

Еще до наступления темноты они добрались до места. Оказалось, что батюшка жил при церкви. Здесь же возле храма располагалось и его хозяйство, куда они и приехали. Отцепляя трос от уазика, батюшка обратился к женщине, спешащей куда-то с ведром картошки:

– Валентина, покорми человека с дороги, а если не вернусь к ночи, уложи его в ризнице. Чихнув пару раз облачком дыма, машина скрылась за поворотом. Для священника, как видно, рабочий день еще не был закончен. Солнце к этому времени спряталось за лесом, но его лучи достигали еще верхушки храма, отчего купол и крест словно горели огнем.

– Пойдёмте трапезничать, – пригласила Валентина Андрея, – все уже поужинали, и только мы с вами ещё в хлопотах.

Пока она накрывала на стол, он с интересом разглядывал помещение. На одной из стен, ближе к восточному углу, висели иконы. По центру этого небольшого иконостаса, возле самой большой из них горела лампада. От нее исходил мягкий, приглушенный, и какой – то умиротворяющий свет. Огонек этот, словно затмил собой все заботы и волнения уходящего дня, и на душе вдруг стало тихо и спокойно. Валентина накрыла на стол, перекрестившись начала молиться перед иконой с лампадой. Андрей слушал новые, непонятные ему слова, удивляясь своему необычному состоянию: в нём не было прежнего внутреннего протеста при упоминании Бога. Молитва, которую он слышал первый раз в жизни, не казалось ему чужой и отстраненной. И даже, более того: чудилось ему, что слова эти он знает с самого детства, хотя такого никак не могло быть. Чувства, всколыхнувшие его сердце, были необъяснимы, непонятны…