Милидия внимательно слушавшая всё это странное объяснение в любви с достоинством ответила:

– Мне жаль, но я не люблю Вас, простите и прощайте.

И ушла, гордо задрав свой аристократичный нос.

Глава 11. Мантилья из сумрачных кружев.

– Что ты натворил – прошипела Юнона, пулей вылетев из комнаты.

Артур даже не находил нужным что-либо говорить, он подошёл к юноше и отвесил ему пощёчину. К лицу Фискала прихлынула кровь. Прошло ещё несколько мгновение, и гробовую тишину голос господина Риверс:

– Идиот, ты же можешь потерять её навсегда…

Навсегда? Навсегда?!

***

Милидия графиня де*Шеврез поднялась к себе в комнату. Нет, хватит с неё всего этого, ей уже не нужно не волшебства, ни волшебников, она сможет быть если не счастливой, то хотя бы полезной людям. А разве, это и не есть счастье, спрашивал рассудок, но сердце видимо считало иначе, глупое, наивное сердце, из-за него теперь в глазах стояли слёзы.

«Но полно, сейчас сюда придёт Юнона, я не должна плакать при ней, соберись и вытерпи, я объясню ей, что не хочу изводить бедного влюблённого юношу, и попрощаюсь с ней, непринуждённо, может и с грустью, но такой, которую можно обосновать расставание с друзьями. Надо быть твёрдой, успокоить Юнону и чисто светло проститься с ней».

Вошла Юнона.

– Милая, пожалуйста, не переживай, – быстро, но нежно с явным участием заговорила она – Да, Фискал наговорил тебе глупостей, да у него скверный характер, но можно простить даже его недостатки, если любишь, можно простить всё, если очень любишь.

– Юнона, мне искрение жаль его, но я не люблю его. Право, думаю, в моём поведении не было ничего, что бы дало ему хоть малейший повод думать обратное. Но если, я и допустила, хоть малейшую ошибку, подавшую ему надежду, что же я сожалею об этом.

– Но мне показалось, да, наверное, показалось.

– Наверное, мне лучше уйти.

– Куда, зачем?

– Я не хочу причинять ему страдания – сухо, холодно проговорила девушка, – так будет лучше, лучше для всех – общие фразы – со мной всё будет хорошо.

– Но, как же так?

– Так должно было быть, не принимай это слишком близко сердцу – мягко, успокаивающе заговорила графиня – всё проходит и это пройдёт. Всё будет хорошо, правда, правда.

Юнона ушла в самом печальном чувстве. Она не смогла ни понять, ни предотвратить, ни остановить, не смогла ничего.


Милидия же, едва сдерживающая до этого чувства и эмоции, подошла к платяному шкафу, рывком выкинула оттуда все вещи, на щеколду закрыла дверь.

« Пора собираться, всё будет хорошо, ты откроешь свою школу и будешь счастливой среди детей, так надо» – из нот, которые она ещё держала в руках выпала подарочная карточка-портрет Фискала, с которой бессовестно-озорно смотрели васильковые, синеющие глаза, а до плеча вились золотистые волосы. Из груди её вырвался сдавленный не то крик, не то стон. Слёзы, градом хлынули из глаз. И от них и от тихих, сдержанных стонов она задыхалась. « Зачем я плачу пред тобой, эгоист, не люблю… Совсем не люблю….»

Она раньше никогда так не плакала, никогда. И это продолжалось довольно-таки долго. Но в одно мгновение девушка вскочила и подошла к зеркалу. « Опять зрачки болезненно зелёные, и лицо раскраснелось, ты будто ряженый в Сочельник. Тебе нельзя такой показываться, вдруг Юнона или Артур увидят, а если увидит…. Нет, не смей даже вспоминать его имя. Его никогда не было в твоей жизни, перестань думать о всяких глупостях, о всякой ерунде, займись делом и успокойся» Все ей вещи уместились в саквояж, корзинку, и аккуратную сумочку. Вот и всё… Теперь ей уже не следует ходить в красивых платьях, она ещё раз обернулась к зеркалу и её нежно-персиковое платье сменилось чёрным, даже кружева были тонкие, плотные, как тесьма и только по краям рукавов и закрытому воротничку. Да, чёрный ей никогда не нравился, не шёл, лицо не то бледнело, не то серело, волосы блекли, но теперь ей и хотелось быть страшненькой. Из зеркала на неё смотрела тень, приведение, призрак, да ещё и лицо заплаканно. Волосы она убрала в тугой пучок, не украсив его ни лентой, ни гребнем. И тут ей в голову пришла гениальная идея. Она закрепила в волосах плотную кружевную тёмную мантилью. Теперь никто не увидит её лица. Вот так вот.