– Сожалею.

– Вы ведь сами сказали, мы с вами мало чем отличаемся.

Я улыбнулась. Необъяснимое тепло разливалось по телу. До смешного глупо всё это в тридцать два.

– Ладно, мне пора. – Его слова насторожили меня. – Вас проводить, Орли?

– Я не против.


V


Район станции Некруссен. Букет белых лилий и внутреннее спокойствие. Я позвонил в домофон.

– Входи, – раздался голос Орли.

Мне приходилось несколько раз останавливаться на лестнице: сухой кашель буквально сбивал меня с ног. Недуг начался пару дней назад и одолевал приступами по нескольку раз в день.

– Это ты так кашлял? – спросила она, принимая цветы

– Да, что-то с горлом.

– Проходи на кухню, сейчас что-нибудь придумаем.

Разувшись, я окинул взглядом квартиру. Уютно. Чувствуется, что здесь живёт женщина. Внезапно я ощутил удивительно знакомый запах. Такой аромат бывал в нашем доме, когда простывала дочка, и жена готовила ей простой сахарный сироп.

– Вот, выпей. Только осторожно – горячее.

Орли протянула мне ложку с вязкой жидкостью коньячного цвета.

Да, это было то самое средство от кашля – плавленый сахар.

Потеряв контроль, я заплакал.

Воспоминания нахлынули с неведомой силой. В голове проносились картины прошлой жизни. Я помнил всё. Как встретил Анну, как родились у нас Кирси и Эспен, звонки о бражниках и последнюю записку.

Орли молча обняла меня. Шторм негодования рос во мне, но сил не было никаких. Ей осталось четырнадцать дней, и я не мог ничего с этим поделать.

– Орли, ты мой смысл.

Она нежно обхватила мою голову руками и посмотрела в глаза.

– А ты – мой.


VI


Два дня.

Жизнь обрела смысл в последний месяц. Мы сидим в гостиной, залитой светом ночных фонарей. Тихая музыка сливается со звуком его дыхания. Вся вселенная заключена в это мгновение. Спокойное течение любви. Мне бы так хотелось остановить время, остаться здесь и с ним.

– Ты ведь пойдёшь со мной в «Институт»?

– Хочешь, чтобы я был рядом?

– Очень.

– Хорошо.

Его прикосновения, взгляд, запах, воспоминания о нас – это всё, что я заберу.

Верю в карму.


VII


– Подожди, сейчас вернусь.

Она сидит в кабинете совершенно одна, спиной к двери, так что открывается невероятный вид на закат через окно во всю стену. Исследования показали, что закат это лучшее лекарство от нервозности. Врач только что вышел со словами:

– Немного в горле будет першить, а так больше никаких побочных явлений. Вы остаётесь в сознании до тех пор, пока солнце не скроется за горизонтом. – И занялся подготовкой инъекции.

Найдя стул, спиртовую горелку, две ложки и несколько кубиков сахара, я подошёл к доктору.

– Я с ней, мистер Триггви. – Так звали врача, согласно нашивке на халате.

– В каком смысле?

– Хочу, чтобы вы мне тоже сделали укол.

– Но вы ведь «последний»?

– Да, я «последний», но не хочу быть одиноким. Она – мой свет. Вы мне поможете?

– Она ваш смысл? Это и есть ответ?

– Да.

– Значит всё дело в любви? – спросил он, опустив голову, словно вспоминая о тех, кого потерял.

– Именно. Так вы мне поможете?

– Почему бы и нет. В конце концов, я – лишь мелкий персонал и тоже уже обречён. – Триггви показал своего бражника.

Когда я вошёл в комнату, лицо Орли стало озадаченным.

– Зачем это? – спросила она, бросая взгляд на найденные мной предметы.

– Сахар – чтобы унять боль в горле. Горелка – для сиропа. Ну а стул… – Я лишь пожал плечами и сел рядом с Орли.

В тот момент, когда сахар полностью растаял, зашёл врач.

Орли развернула руку, так чтобы можно было сделать укол в вену. Она смотрела, как жидкость из шприца перетекает в её кровь, и, когда иголка выскользнула из её руки, я дал ей ложку сиропа. Триггви взял новый, полный шприц, и подошёл ко мне.