Началась нелегкая, но радостная учеба для меня – еврейской девочки. Курс был рассчитан на шесть лет – шесть отделений в двух классах. В классе было сорок учеников.

Несмотря на большую заслугу Фишкина, знание русского языка у меня было недостаточным. И все же знания, полученные у Фишкина, были существенными. Я уже умела читать, писать и у меня были кое-какие понятия о счете, в то время как большинство поступивших начали учебу с азбуки.

К моей огромной радости и радости мамы и папы после окончания первого отделения я получила награду – очень красивую книжку, в виде современного журнала на очень хорошей шелковистой бумаге с красочными рисунками. Повезло мне и с подругами. Со мной за одной партой сидела хорошая девочка Женя Николенко. Эта девочка хорошо училась и ее любили преподаватели. Она многое сделала для совершенствования моего знания русского языка.

О языке. Спустя очень короткое время я уже хорошо говорила и писала по-русски. Что значит детство. В эвакуации мы прожили четыре года в узбекском городе Коканд. Дети Леня и Геня свободно владели узбекским языком, а мы, взрослые, так этот язык и не освоили.

Женя происходила из интеллигентной семьи. Интересны наблюдения из жизни этой неполной интеллигентной (без мужа) семьи. Ее мама не работала и жили они на заработную плату старшей сестры Жени, работавшей телеграфисткой. Эта неполная семья из трех человек и с двумя собаками снимала одну большую комнату у маминой подруги Хайки Дашевской. Комната была разделена на две части ситцевой занавеской. Одна половина комнаты была предназначена под столовую, а вторая под спальню. Собаки были подстрижены под львов. У желтой собаки была кличка – Вуцька, а у черной – Пунька. Интересно, что собакам варили еду на кухне. Так что и в те времена к собакам некоторые люди относились очень уважительно.

Вначале мне было тяжело учиться и я боялась оскандалиться своим русским языком. Кроме того, в течение недели были дни, когда семинаристки у нас вели практические занятия, и я очень боялась подвести свою учительницу Людмилу Миновну. Эту учительницу я очень любила. Это была высокая, стройная женщина с красивой прической. Носила она всегда черную юбку, белую блузку и черный галстук. Я мечтала, что когда вырасту, буду так же одеваться. Хотя лицо ее было слегка тронуто следами оспы, все дети считали ее красивой. Она была очень хорошей учительницей и чудесным человеком. Все мои знания были получены от нее. Она нас всемерно развивала. Как правильно вести себя на переменах, проводила игры, прогулки по окрестностям, весной ходили за подснежниками и многое, многое другое.

К моей радости, в школе часто устраивались спектакли, а артистами были мы – школьники. Я бывала и цветком, и трубочистом в костюмчиках из сжатой бумаги. Хорошо запомнился мне спектакль, где я была резедой – цветком зеленого цвета, Рахиль Фурман – розой, а Женя – лилией. Запомнились мне и несколько слов из этого спектакля: «Мой кустик не пышен и цвет не богат, но издали слышен мой дивный аромат». Бумажные костюмчики делали наши семинаристки. Это было их практикой. А когда мне пришлось играть гимназиста, маме пришлось обегать всю Добровеличковку, чтобы найти мне настоящую гимназическую форму. На эти спектакли приглашались родители. Для них это была неописуемая радость, учитывая их тогдашний быт.

После спектакля я приходила к бабушке и представляла всю пьесу самолично, во всех ролях. Когда у бабушки собирались покупатели, я забиралась на диван-ящик, в котором летом хранились фрукты для продажи, и начинала представление, выполняя роли всех участников спектакля. Прямо «театр одного актера». Я имела такой огромный успех у всех зрителей, какой вам, ныне читающим, невозможно даже представить.