Догоравший день посылает на землю пылающие краски закатных лучей, отчего все пространство заливает таким необыкновенным светом, от которого невольно замираешь. Или это просто я большой любитель закатов и осенних пейзажей.

Тихо скрипнули кованые ворота, впуская меня в обитель мертвых, объятую тишиной и атмосферой нежной неизбывной тоски. Здесь всегда так тихо, как и сейчас, и лишь осенний ветер шумит в кронах вековых деревьев, да стук моих каблуков по мощенной камнем дорожке разлетается по округе и уносится ввысь. За все эти годы усыпальницу моих родителей и их друзей Даркмунов я смогла бы найти и с закрытыми глазами. Порыв ветра с шелестом погнал по дорожке стайку опавших листьев клена. Прямо и прямо, поворот направо около старого клена, а затем налево, и вот передо мной знакомая усыпальница наших.

Рейнар и Делайл, как старшие братья, в одночасье стали главами своих семей, и организация похорон легла на их плечи. Близкие нас, конечно, не оставили в нашем горе, но… похороны есть похороны. Делайл предложил Рейнару похоронить наших родителей рядом, сделав для них общую усыпальницу, и мой брат согласился. Почти всегда мы приходили сюда все вместе, за исключением тех моментов жизни, когда я хотела прийти сюда одна. Но даже тогда я приношу цветы и своим родителям, и чете Даркмун. Точно так же поступают Ленар и Делайл.

После гибели родителей мы по сей день все так же крепко держимся друг за друга, как одна семья. Я думаю, именно это и стало основой той дороге, что вывела нас из безграничной боли к нормальной жизни. Мы вновь улыбаемся и смеемся, а я даже смогла вновь полюбить октябрь и перестать ненавидеть самолеты. В конце концов, октябрь ни в чем не виноват, а самолеты… наши мамы их очень любили. И все самолеты Земли не виноваты в том, что именно тот самый забрал их жизни. Однако с тех пор, если мне случалось оказаться на Земле, я категорически избегала путешествий по воздуху. Я простила самолеты, но больше им не доверяю.

Подойдя к нашей семейной усыпальнице, я вижу два ярких букета гортензий с багряными цветочными шапками – по одному для каждой из семей. Букеты совсем свежие, еще не тронутые увяданием, а значит, сегодня или вчера здесь были братья Даркмун.

На Эсфире склепы и усыпальницы напоминают скорее каменные беседки – крышу, которую подпирают колонны, соединенные балюстрадой. От попадания осадков внутрь защищают заклинания. Супруги Даркмун похоронены в одной могиле на двоих, как и мои родители.

Через две недели канун Самайна. Время, отпущенное для поминовения. Время, когда, по нашим поверьям, души умерших, что еще не возродились в новой жизни, приходят навестить своих родных. А чтобы им было легче найти свой дом, мы украшаем фонарями из тыкв двор и фасад. Если же душа уже переродилась в новой жизни, то мы верим, что ей обязательно приснится этот теплый свет фонарей, и носитель души проснется в прекрасном настроении. Скоро Дел с Рейном привезут с ярмарки тыквы, и мы все вместе будем вырезать фонари.

– Ну, здравствуйте, мои дорогие, – тихо промолвила я, переступив порог усыпальницы.

Подойдя к могилам, поставила свои цветы в каменную вазу рядом с гортензиями сначала у своих родителей, потом у четы Даркмун.

«Незабвенные, навеки в сердце. Память о вас тлену неподвластна» – гласила надпись на потолке прямо над могилами. Набежали слезы, и буквы перед моим взором поплыли. Размазывая по щекам мокрые дорожки, я отошла к каменной скамейке в углу.

Послезавтра. Уже послезавтра исполнится десять лет с того самого дня. Дня, разделившего нашу жизнь бескрайним горем на «до» и «после». Дня, когда мое небо рухнуло на землю. В тот день мой мир пал, оставив после себя руины. Как долго может кровоточить разбитое сердце? И как долго раны покрываются шрамами? За один день мы словно стали старше лет на сто, а я растеряла всю свою детскую наивность. С того самого дня, когда стало известно о гибели родителей, я неосознанно соскальзывала в пучину тьмы и скорби.